Белое безмолвие

– Их еще могут спасти, Саймон. Не переживай слишком по этому поводу.

– Я и не переживаю.

Это была правда. Пальцы как будто мне и не принадлежали. Они ужасно распухли и покрылись черными волдырями (сейчас у меня действительно были «глаза на пальцах» – точнее, непристойного вида черные зрачки на кончиках). Мингма и Дордже собирались вокруг, когда Ирени меняла мне повязки, и с любопытством следили за тем, как эта чернота прогрессирует. Мне приходилось учиться обходиться левой рукой, и даже простейшие задачи – одеться, поднести ко рту ложку риса, подтереть задницу – превращались в монументальные свершения.

– В Катманду есть отличная больница, – сказала Ирени. – И мы уже скоро будем там.

– Слышно что-нибудь о Малколме? – На самом деле мне было все равно; просто хотелось перевести разговор на другую тему.

– Да. Состояние стабильное. Его скоро отправят самолетом домой.

– Это хорошо.

С перебинтованной, как у мумии, рукой я вышел из общей палатки и стал искать Ванду. Другие команды паковались и готовились отправляться по домам, в базовом лагере постоянно раздавалось недовольное ворчание грузовиков. Я мало что помню о своем возвращении из ПБЛ, кроме того, что я почти радовался пульсирующей боли в руке и ноющей в лодыжке: это отвлекало от навязчивых мыслей о том, что произошло наверху.

Ванда ждала меня перед своей палаткой.

– Тадеуш попросил меня сложить вещи Марка и отослать его родным.

После моего возвращения в базовый лагерь он не сказал мне и двух слов. Не думаю, чтобы они с Ирени винили меня в том, что случилось с Марком, – если уж на то пошло, скорее они винили в этом себя, – но он все равно держался от меня на расстоянии.

– Я помогу тебе.

– Ты уверен?

– Да.

Она кивнула.

Я не мог позволить ей сделать это в одиночку – хотел, но не мог. Когда мы вытряхнули содержимое его сумок на ее спальный коврик, в мое сознание вновь просочилось то, что я увидел как раз перед тем, как Марк исчез: Эд, стерильный зал ожидания, женщины с паучьими ногами и темная фигура, стоявшая перед телом Джульет. Руки у меня задрожали, и я попытался сжать в кулак забинтованные пальцы – пронзительная боль помогала прогнать навязчивые видения.

– В том, что случилось с Марком, нет твоей вины, Саймон.

– Да.

Я вполне мог разделить его судьбу, если бы боль в моей размораживающейся руке не вывела меня из ступора. И если бы Эд не удержал меня от падения в ледяную расселину. Не нужно об этом.

– Послушай меня. Ты был его другом. Ты пытался помочь ему. Ради него ты отказался от восхождения на вершину.