ДНК

– Нет, ты не знаешь, никто не знает, только я знаю. Это моя голова, не твоя.

Фрейю эти слова нисколько не задели – ей такое состояние было знакомо из собственного детства. Она чувствовала то же самое, когда взрослые говорили с ней после смерти ее матери, с сочувствием на лице и воображаемым пониманием в голосе. Они понятия не имели, что творилось у нее внутри. Ни малейшего понятия.

– Маргрет, могу я доверить тебе один секрет?

Девочка подняла взгляд – секреты обладали неизменной притягательной силой, что бы ни происходило в жизни.

– Моя мама тоже умерла, когда я была лишь чуть постарше тебя. Я, конечно, не знаю в точности, как ты себя чувствуешь, но могу представить…

Маргрет пристально изучала ее лицо, будто хотела убедиться, что Фрейя говорит правду.

– Ее убили?

– Нет, не совсем. Она плохо следила за своим здоровьем и поэтому умерла. – Больше всего на свете Фрейе хотелось сейчас погладить рыжую взлохмаченную макушку, но она боялась, что Маргрет примет ласку не с большей охотой, чем Молли, и поэтому ограничилась лишь грустной улыбкой. – Моя мама была не такой хорошей, как твоя, но я все равно по ней ужасно скучала. Так что, может, я и не знаю, как ты себя чувствуешь, потому что тебе наверняка гораздо хуже, чем было мне тогда, – но я почти что знаю.

Фрейя замолчала, почувствовав, что ей удалось установить какой-то контакт, и не желая ненароком разорвать эту связавшую их тонкую ниточку.

– Ну, пойдем; мы же не хотим, чтобы Молли умерла от голода?

Кухня была больше похожа на крохотную кладовку – дом был старый, и, видимо, в те времена мало думали о еде и готовке. Однако брату удалось втиснуть под окном стол и два стула и еще найти место для огромных собачьих мисок. Все втроем, Фрейя, Маргрет и Молли, здесь едва помещались.

– Мне нужно ну очень проголодаться, чтобы есть это. А тебе?

Фрейя следила за девчушкой, возившейся со стоящим на полу ополовиненным мешком с сухим собачьим кормом.

– Может, я хотела бы это есть, если б была собакой. Но я же не собака.

Маргрет с трудом взгромоздила тяжелый мешок на стол. Хотя она и начала отвечать Фрейе, ее голос оставался таким же безучастным. Но на большее надеяться пока не приходилось – ничто из сказанного Фрейей было не в силах утешить ее боль. Только время на это способно, хотя сама Фрейя прекрасно знала, что печаль не исчезает никогда.

Она улыбнулась:

– Нет, к счастью, ты – не собака. Быть девочкой гораздо интересней. – Ей удалось вовремя подхватить норовящий завалиться набок мешок. – Собакам, знаешь, тоже бывает несладко.

– А я хотела бы быть собакой, особенно сейчас. – Маргрет разглядывала покрытый линолеумом пол, стараясь не встретиться взглядом с Фрейей. – Собаки не думают о своих мамах и папах.

– Да, наверное, ты права.

Молли явно не страдала от ностальгии или тоски по чему-то утерянному в прошлой жизни. Маргрет наполнила протянутую Фрейей миску, а собака неотрывно следила за ее передвижением и, как только миска приземлилась на пол, энергично и шумно взялась за еду, сопровождая процесс постукиванием о край посуды свисавшего с ошейника медальона.