Лярва

— Хорошо.

— А чему научилась? Ну-ка расскажи.

И она принималась рассказывать — чем далее, тем более доверчиво и многословно. И про разные интересные шампуни и мочалки, и про зубные щётки, и про счёт до десяти, и про буквы. Он слушал, кивал и под конец бурчал:

— Ох, и долго они с тобой телятся!

Затем, посидев и помолчав некоторое время, спрашивал:

— Ну, что в следующий раз принести? Хочешь чего-нибудь?

Она ждала этот вопрос и отвечала всегда одинаково:

— Принеси мне какую фруктину или конфетину — сам выбери.

Несмотря на все усилия педагогов и воспитателей, у неё сохранялся ещё отрывистый, как бы лающий выговор и оригинальное, только ей свойственное произношение некоторых слов.

— Ладно. Ну, пошёл я. А ты давай учись хорошенько!

— Ладно. Пока.

— Пока.

Бывали, конечно, и вариации в этих беседах. Например, однажды он вдруг спросил:

— А мамку свою ты давно видела?

Сучка очень удивилась, подняла брови и посмотрела на него округлившимися глазами:

— Давно. А чего?

— Не появлялась она тут? Не искала тебя?

— Нет. Забор же тут у нас! А чего?

— Да ничего, так просто. — пробормотал он хмуро и покосился на двухметровую железную ограду, окружавшую двор детского дома по периметру.

Странно, но в его взгляде при этом мелькнула неудовлетворённость, недоверие к этой ограде и почти насмешка над нею. Однако объяснять причину своего вопроса он не стал и перевёл разговор на другое.