— Нет, я сама свернула ткань после того, как…
Слова застряли у нее в горле. Только теперь серьезный комиссар, стоящий перед ней, связался в ее травмированном сознании с Камиллой Мартин и вчерашними беспечными разговорами о свадьбе. Она покосилась на его худое замкнутое лицо. Может быть, он не понял, что это тот самый белый фай? Может быть, он всегда так невыносимо суров и серьезен, когда он на службе?
— Где именно на своем столе вы положили рулон ткани? — спросил он теперь.
— Слева, возле самого окна.
— Вот так? — он грубо скомкал шелковую ткань и положил ее, как огромное безе, слева от рыжевато-коричневой головы.
— Да-а.
— Зачем, по-вашему, кто-то прикрыл тело? Вы думали об этом?
— Я думаю — чтобы не видеть его. Я… я бы тоже постаралась его спрятать.
— Саван оказался под рукой, — заметил Палле. — Это всего лишь вежливость по отношению к умершему — накрыть его простыней.
— Ты думаешь, что та же вежливость уместна, когда Произошло убийство?
— Значит, ты уверен, что это убийство?
Палле произнес это таким бодрым и почти радостным голосом, что Кристер велел Марии пойти и одеться. Когда мужчины остались одни, Кристер показал на окровавленную блузку и произнес:
— Колотая рана в груди, прямо под сердцем.
— Она могла сделать это сама, — сказал Палле в надежде услышать возражения — самоубийства интересовали его гораздо меньше, чем запутанные убийства.
— Да, разумеется. А затем выбросить орудие убийства в окно, закрыть его, улечься на стол и накрыться этой горой шелка.
— Смотри-ка! Здесь не одна, а две раны!
Они наклонились, рассматривая розовую блузку без воротника. Перед блузки — без швов и пуговиц — был проткнут в двух местах.
— Так, — сказал Кристер и выпрямился. — Нужно вызвать наших парней и старого друга Альгрена. Пока на ней одежда, ничего толком не увидишь. Обзвони всех. Телефон стоит в холле.
Сам он задержался и с минуту разглядывал убитую. Чуть слышно вздохнул. Вероника Турен — одна из трех-четырех самых богатых женщин страны. Женщина, фотографии которой часто мелькали на страницах газет.
Теперь она убита.