Слово

22
18
20
22
24
26
28
30

Он плохо ориентировался в городе и начинал уже терять счет времени. Казалось, они бесконечно кружат по пустынным кварталам. Сквозь гул двигателя Никита Евсеич слышал, как стонут и кричат раненые в кузове – машину трясло, мотало на объездах воронок.

В одном из переулков наперерез им выскочили какие-то люди на мотоциклах с колясками. Не успел Гудошников сообразить, в чем дело, как танкетка резко затормозила – и тут же яростно заработал ее пулемет. Несколько мотоциклов опрокинулось, другие круто поворачивали назад. Шофер, отчаянно матерясь и пригибая голову к баранке, развернул машину.

Тут лишь Гудошников понял, что это – фашисты! Он выхватил маузер, приоткрыл дверцу кабины. Танкетка отползла назад, разворачивая башню, пулемет, не замолкая ни на мгновенье, бил по скоплению мотоциклистов, и Гудошников видел, как те удирают!

– А-а, вашу мать!.. – закричал он, нажимая на спусковой крючок и ощущая знакомое дерганье маузера в руке.

Когда наконец машина развернулась и Гудошников потерял цель, из танкетки высунулся сержант.

– Уходите! Я прикрывать буду! – крикнул он и захлопнул люк.

Теперь строй их маленькой колонны смешался. Задняя машина была впереди, танкетка сзади. Гудошников хотел сказать шоферу, чтобы тот обогнал передний грузовик, но вдруг вспомнил: древлее письмо! Оно было в танкетке! В пылу этого сиюминутного боя, мгновенного столкновения с фашистами, он забыл о нем!

Между тем передний грузовик прибавил ходу, и шофер Гудошникова, видимо решив не отставать, включил высокую скорость: расстояние между грузовиком и танкеткой заметно увеличилось.

– Не гони! – прикрикнул Никита Евсеич, оглядываясь назад. Передняя машина притормозила у перекрестка.

– Куда? – спросил шофер, выглядывая из кабины. – Я города не знаю!

Гудошников подождал, пока подкатит танкетка, и сквозь рев ее мотора крикнул высунувшемуся сержанту:

– Становись вперед колонны! Показывай дорогу! Тот кивнул и, выехав вперед, повел машины по улице, мощенной булыжником, совершенно безлюдной и тихой. Гудошников успокоился, заглянул в магазин маузера – пусто!

– Во, черт! – удивился он. – И не заметил, когда!

– Нас тоже подырявили – дай бог, – ругнулся шофер. – Гляди!

В лобовом стекле зияли три круглых отверстия.

– А побежали ведь, а?! – засмеялся Гудошников. – А танкист наш каков! Сколько он там их намолотил!

– А вы не радуйтесь, – хмуро бросил шофер. – Это ихняя разведка на мотоциклах… Сейчас попрут, сволочи!

Тряска по булыжнику кончилась, машины вырвались на проспект, знакомый Гудошникову. До городской черты оставалось километра два, не больше. Проспект, где-то впереди, должен был разойтись на две широкие новые улицы. Одна вела к заводу металлоизделий, другая Переходила в шоссе, ведущее на восток. А на распутье стояло здание недостроенного института с высокой башней, зиявшей черной дырой, которую должны были закрыть циферблатом часов.

Узнав, наконец, место и сориентировавшись, Гудошников окончательно успокоился. Колонна отступавших войск ушла недалеко. Еще дым от танковых и автомобильных моторов не успел развеяться и стоял в недвижимом утреннем воздухе синеватой пеленой. Показалось даже, что там, у развилки, промелькнул крытый грузовик.

Древлее письмо…