Храброе сердце

— Когда ты виделась с ним? — говорю я. — Как давно?

— Я...я не знаю, — говорит она. — Кажетца, несколько месяцев назад...

— Молли! Ну, давай же! — я трясу ее. — Это важно!

Когда я трясла ее, платок начал соскальзывать с ее лба. Я увидела розовые рубцы только начавшей заживать раны. Я срываю платок.

Она была заклейменной. Прямо в средине лба.

Ш.

Мне знакомо это клеймо еще по городу Надежды. Накрашенные леди и парни из Райского переулка, которые ложились под незнакомцев, ради чаала или самогона или горстки бусин. Вот таких и Тонтоны клеймили.

Ш.

Шлюха.

Мы сидим на перевернутых ящиках возле Космика. Оловянные бочонки с Моллиным виски из полыни выжили после того, как были подброшены в небо во время взрыва. Мы все пьем, даже Эмми. Этот убойный самогон даже хуже, чем Айковая водка, настоянная на сосновых шишках - от этого у кого угодно глаза вылезут из орбит. Он течет по моей глотке белой болью.

— Сколько их? — спрашиваю Молли.

— Двое, — говорит она.

— Тонтоны, — говорит Маив.

Молли кивает.

— В таверне никого не было, кроме нас с Джеком. После того, как он рассказал мне об Айке, я... Джек единственный человек, которого я знаю, кто забрался за три девять земель, штобы рассказать плохую новость. Я не думаю, што могла бы выдержать, если бы это был кто-то другой, а не он.

Мы молчим. Я только што встретила Молли. Я не знаю ее, но мы связанны друг с другом, она и я через Айка и Джека. Мое сердце болит за нее. Оно болит из-за нее.

— Я говорила ему не делать этого, — говорит она, — но он остался, штобы убедитца, што со мной все в порядке. Потом появились эти двое. Тонтоны. Джек был Джеком, он...пытался отговоритца от неприятностей, но... двое против одного...они хорошенько побили его.

— Они избили его, — говорю я. Мою кожу обдает то холодом, то жаром, когда я представляю это.

— Да, — говорит она. — Затем, ах...один из них остался с ним пока ...ох...пока другой, э-э...