Саранча

– Увы!

– Без лирики! Нашли?

– Ни следа.

– Где Гулям-Гуссейн?

– Сидит по вашему приказанию.

– К нему никого не допускают?

– Все три дня, как вы приказали.

– Как здоровье его жены?

– Очень плохо.

– Тем хуже. Надо кончать дело, поручик.

– Но как, господин ротмистр?

– Как? Вы же знаете все обычаи Персии. Я, к счастью, англичанин.

– Пеня?

– Ну, хотя бы пеня. Удовлетворение. Черт с ним, с выкидышем, с настроениями вахмистра – и его мне жалко, подчиненных надо жалеть, – но престиж, престиж!. Понимаете?

– Смею думать – понимаю. Рад повиноваться. Правильное решение в таком деле.

– Вас не спрашивают.

XII

Старик Мамед стоял на карауле в одном из отдаленных коридоров караван-сарая, у двери, за которой был заключен вахмистр Гулям-Гуссейн. Старик держал в дрожащих руках шапку и прислушивался к злой возне в пустой сводчатой комнате.

Он переминался, и легкие эти движения отражались за стеной беготней и какими-то тяжелыми прыжками. Он вздыхал неслышным старческим вздохом, «оттуда» отзывалось стонами и кашлем, влажным от слез. Даже самые мысли Мамеда возвращались к нему горькой болтовней и ропотом. «Тот», за стеной, скреб голову. Мычал. Стучал в наружную (никогда в дверь!) стену. Глухой звук ударов о капитальную глину напоминал стук заблудившейся птицы об оконное стекло.

Проходивший мимо по коридору молодец и потешник