Вскоре один за другим вернулись остальные жильцы. На кухне забренчали кастрюли. Раздались воспитательно-усмирительные вопли матерей. Обиженный детский вой. Затем — этих же детей смех. Возня с котом, не желающим бегать за бумажкой, но весьма желающим покушать. Николай Быстров, наскоро поругавшись с женой, пошел прибивать сушилку, отпавшую от стены. Долго искал пассатижи, чтобы выдрать застрявший гвоздь, но так их и не найдя, заколотил его в стену заподлицо, чтобы «не сквозил». Вся суета мира, собранная в одной коробке, предстала перед философом-Ильей, замершем в своем углу как засыхающий паучок под буфетом, не дождавшейся жирной мухи.
Погода к вечеру разгулялась. Лужи на бульварах исчезли. Над крышами бронзовел закат.
— Ну что, мой доходяжка? Хрюнишь?
Варенька переодевалась у шкафа, к счастью, не заметив урона, нанесенного ему криворуким М..
«Красивая», — невольно отметил Илья, но в голове текла река философии и члены отказывали идти, так что красота жены пролетела даром. Когда он все же уловил нужную нить и что-то такое дернулось на ее предмет, Варенька уже трамбовала вещи в своей сокровищнице, упакованная в халат.
— О, дверцу починил! Молодец!
— Это общий шкаф, и я чинил для себя, — ответствовал муж, мысленно надуваясь как больной голубь.
— Ой, тю-тю-тю! — поддразнила она его, дудочкой собрав губы. — Вот, ешь витамин, — перед носом Ильи возник веселый кругляш лимона на холодной ладошке.
— Адам и Ева с плодом познания, — пробурчал он, окунаясь в душевный мрак, никак не желавший сгущаться до нужной плотности — меланхолию вечно что-нибудь разбавляло. — Тощий лимон какой-то… — ворчал он, незаметно потягиваясь (потягиваться явно, как всем известно — признак благодушного настроения, а Илья старался держать образ).
«Лимон — это, знаете ли, банально! Мед горной пчелы, добытый монахами в Гималаях… или жир престарелого утконоса… Чего-нибудь экзотического, отчего, может, и пользы никакой нет — зато ощущение колдовства».
— Чего-чего? — не поняла Варенька, встав перед кроватью в «позу кастрюли».
— Адам и Ева, говорю. В Эдемском саду. Только плод… ну… в общем, не соответствует.
— Ах, не соответствует?! Ты, дорогой, мне тут контрреволюцию разводить не смей! Ешь, а то Каляму скормлю.
— Калям такое не принимает. Тем более я источаю бациллы — не хочу заразить кота, — вздохнул Илья, таки соскочив на шутливый тон. Невозможно было противостоять окружавшей его жизненной круговерти, тем паче одарившей полезным цитрусом и вообще приятной.
— Мда? — Варенька приблизилась с сидящему на кровати мужу и пристально посмотрела ему в глаза, развязывая пояс халата. — Бациллы, говоришь? Ну-ну. Рискну проверить.
— Страшно мне и тоскливо как-то. Кажется, Варь, вот-вот что-нибудь случиться. Сам не знаю. Точнее, знаю. Это такая беда, оказывается, знать, что будет. Не про себя самого, а вообще — про страну, про людей. Тут такое дело…
Илью так и подмывало рассказать про лагеря, голод, июнь сорок первого, лопнувший коммунизм, реформистский бред и прочее, что он знал из книг и что видел сам, только он боялся устроить худший кавардак своими рассказами: менять что-то в прошлом — дело не шуточное. К тому же, если рассказать Варе, она, конечно, решит, что он со сдвигом по фазе. Впрочем, про лагеря и без того шептались по-тихому, а еще больше красноречиво молчали. Каждый день «Правда» орала передовицей про «врагов народа» и новые зубодробительные победы, от которых у Ильи бежали мурашки — он всегда считал это далеким абстрактным прошлым, а тут оно стало явью его собственной жизни.
Илья пристально посмотрел на жену. Что он вообще про нее знает? Молода, красива, не дура, кстати. Замуж вышла за кого-то, кого он и сам бы хотел узнать. Как-то он ее охмурил? Во всей этой истории было столько непонятного, что проще отмахнуться, чем разобраться.
Медленно подбирая слова, гуляя по тонкой грани, он продолжил:
— … не важно откуда, поверь просто. И от этого тошно как с похмелья. Война будет, Варь. Жуткая война скоро.
ebooksa