Порухайло схватил обмякшего Кудапова поперек живота, как с кресла снимают кошку, и, волоча ногами по цементу, потащил к выходу.
— Вот люди… — цедил он сквозь зубы, не оборачиваясь. — Вот же люди… Подлое семя…
Сцена была бы трогательной, если бы троим оставшимся не предстояло-таки довершить начатое — ввергнуться в брошенный архив, выяснить что к чему и предложить по итогам меры. Собственно, для этого и собрали чрезвычайную комиссию, экспедиция которой была теперь под угрозой. Там, над головами, затаив дыхание, ждал спасительных мер музей. А между тем, ничего, кроме скандала не получалось.
Никитский встал, поглаживая ушиб, и теперь стоял в рваном носке и одной туфле, ожидая какого-то наития, которое должно было, вестимо, снизойти на него, указав, что предпринимать дальше — колотить в стену или заняться иным продуктивным делом.
Клювин и Стилетов смотрели на него как смотрят на опасное происшествие — с любопытством и облегчением, что не они его составляют.
— Ну те-с, Кирилл Андреевич, фискал вы наш незабвенный, как поступать желаете? — поинтересовался у бухгалтера Стилетов. — Последуем примеру товарищей или тут еще постоим?
Бухгалтер тускло посмотрел на Стилетова и пожал плечами. Человек он был маленький, ненавидимый по роду службы коллегами, ходивший под мечом фининспектора, живший в комнате с тещей, женой и двумя детьми… Нет, ему не было вовсе страшно. Он был убежден, что, кто бы ни населял подвал, какие бы ужасы ни таились в нем — нет ничего кошмарнее внезапной ревизионной проверки и семейного Первомая, когда и без того тесная коммуналка вовсе сходит с ума, а из Тулы приезжает родня жены.
— Пойдемте, — сухо скомандовал Клювин и тихонечко двинулся вперед, на ходу по привычке проверяя ключ от несгораемой кассы, удостоверение и пенсне. Все было на месте.
Он подошел к дверям, зачем-то расчесался, одернул заправленную в штаны толстовку и потянулся к латунной ручке, сделанной в форме шара, которую нужно было крутить, о чем не каждый мог догадаться. Подельники отстали на полпути и стояли там, ближе к выходу. Идиот Никитский — воздев руку с туфлей, Стилетов — ссутулившись и готовый сорваться в бег.
Архив не был заперт.
Клювин, решительно, не оглядываясь, вошел в него, игнорируя всхлипы и мычание Минотавра, засевшего в казенном помещении. В лицо ему ударил запах слежавшихся страниц и чего-то еще, определить которое невозможно. Так, наверное, пахло бы в юрте иннуита, если бы он время от времени не переставлял ее на новое место.
Дверь медленно затворилась за спиной бухгалтера, отделив его в воображении коллег от мира живых. Воцарилась зловещая тишина, пугавшая оставшихся больше рыка.
Через короткое время, впрочем, дверь опять открылась, выпустив наружу раздосадованного дворника с лицом, помятым больше привычного. Агафоныч зло посмотрел на стену, трубы под потолком, двух бездельников в напряженных позах, стоявших середь прохода, и, шаркая мимо них, вышел, оставив за собой шлейф сложного тяжелого аромата, в тесном помещении невыносимого как иприт.
Затем показался Клювин.
— Ну?! — враз спросили его коллеги.
— Оставьте меня здесь на ночь, — сообщил бухгалтер тоном, не терпящем возражений, и снова сгинул в архиве.
Ничего не оставалось, как подчиниться.
Что происходило в ту ночь в таинственных лабиринтах хранилищ, осталось никому неизвестно. Рассерженный Агафоныч, изгнанный в свою будку, кружил у подвальных окон, пытаясь что-нибудь разглядеть, и даже стучал черенком метлы по раме, но видел лишь темноту и ничего ровным счетом не добился. Ни звука, ни жалкой искры не покинуло архив до рассвета. Однако, на утро он был чист от мышей, а бухгалтер жив, свеж и вполне доволен, каким его ни разу еще не видели сослуживцы.
Надо ли говорить, что жена устроила Клювину скандал, начальство выдалограмоту, а контора вернулась к благополучию? Что потом еще с полгода шептались, гадая, что же такое приключилось, и о чем умолчал бухгалтер? Но тот, как сказано, молчал и своего секрета не выдал. Известно только: никогда и до сих времен в подвале музея не видно ни одной мыши.
Тьма кромешная
ebooksa