Спрятанные во времени

— Дурковать решил? Ну, ну… — и назвала цену в три раза ниже, чем рассчитывал получить Илья.

Он даже не повел бровью, глядя в лицо старухе, похожее на печеное яблоко:

— Воля ваша, как скажете. Где расписаться?

Астаховна улыбнулась, не разжимая засохших губ.

— На столбе за баней распишешься. Ладно, к цене докину, не мое это — людей обдирать. Старая я уже. А ты, погляжу, шкода, мил человек? Андрей, дай ему…

За спиной Ильи зашелестели бумажки.

— Банку-то не забудь, нам чужого не надо. Положи огурцов из кадки… Да не руками ж! — и уже из-за порога, с усмешкой: — Приходи еще как-нибудь. Чаю, тетка у тебя не одна?

Сомнения Нишикори

Октябрь в одну ночь обнял землю холодом, отшвырнув надежды на бабье лето. Граждане намотали шарфы и переобулись. Коты больше не валялись на солнцепеке, а только воровато трусили у самых стен, стараясь быстрее исчезнуть с виду. И деревья, шепнув «увы…», раскидывали оставшуюся листву, будто отказывая в родстве миллионам нищих, цепляющихся за рукава.

Нишикори бодрствовал шестую ночь. Керо, веривший в могущество своего патрона, все же начал беспокоиться за него. Никогда раньше он не слышал, чтобы учитель разговаривал сам с собой. Ему самому едва удавалось прикорнуть из-за этой неуемной возни. Скоро, если все пойдет как идет, кому-то придется беспокоиться уже за него, Керо, буде найдется такой доброжелательный человек в этой варварской стране, поклоняющейся звезде на башне168.

В какой-то момент, отмечая результаты измерений в блокноте, Керо поймал себя на мысли, что перестал понимать, где он, который час и что вообще происходит, а просто записывал за учителем, когда тот требовал, не вдаваясь в смысл.

Отдернув штору, он долго смотрел на Театральный проезд осоловелыми от недосыпа глазами, пока Нишикори не окликнул его, в тысячный раз колдуя над механизмом — таинственным Лотосом Да-Он-Ли, созданным древними М. ми. Керо в этот миг остро завидовал идущим за окном пешеходам и всерьез задумался стать бухгалтером…

— Считаешь, проблема в этом старье?

Нишикори ткнул пальцем в бесценную реликвию, смутив трепетного в вопросах веры ученика: Лотос, как-никак, считался священной штукой. Вообще-то Керо учили как-раз ничему не верить и опираться на личный опыт. Но когда опыта гораздо меньше, чем вещей вокруг, как еще компенсировать недостаток?

Он не в первый раз замечал, что учитель имеет… весьма практичный взгляд на такие вещи. Смутное чувство подсказывало, что, если бы выдалась суровая зима и нужно было согреться, сэнсэй, не моргнув глазом, бросил бы в жаровню Двенадцать Священных Статуй. Хуже того, он бы приказал Керо трясущимися руками разжечь огонь, да еще поставить на него чайник!

— Нужно покормить черепаху, — тут уж, будь спок, это предназначалось ему.

Нишикори потер глаза и зевнул, будто не был «великим» и тэ дэ, а всего лишь усталым немолодым человеком, неделю просидевшем на корточках, беседуя сам с собой.

— И проветри тут. Душно, хоть топор вешай.

Последней фразы юноша не понял вообще, но по тону уловил, что учителя наконец добила усталость и есть шанс немного отдохнуть от его активности. Словно в наказание за такие мысли, Нишикори потребовал почистить и набить ему трубку мятным табаком, потому что от вишневого у него «уже ком стоит в горле».

Когда довольная жизнью черепаха была торпедой пущена в ванну с теплой водой и накормлена «беф а ля фисель» от шеф-повара «Метрополя», трубка вычищена, набита чем надо и почтительно подана учителю, а окно открыто осеннему хрусталю, пахнущему листвой и бензином, Керо сел на ковер и закрыл глаза, мечтая лишь об одном: превратиться в какой-нибудь предмет, которому плевать, что происходит вокруг. Камень в лесной глуши подошел бы лучше всего.