Звонко щелкнула щеколда, заскрипела и стукнула калитка за Матвеем.
— Да ты что же это, раздетая! А ну в избу, дочка!
— А вы как же?
— А я с тобой осталась. Ладно, и один как-нибудь, не в первой ему…
Утром Нина проснулась в теплой и прибранной комнате, заполненной запахом свежих блинцов. На минуту показалось, что она вернулась в далекое детство, в родную избу к матери.
Дружба между двумя женщинами крепла с каждым днем.
Петровна оказалась на редкость искусной рукодельницей и большой любительницей слушать чтение или вполголоса напевать старинные песни. Все это очень нравилось Нине. Петровна помогла подготовить и посадить огород.
Когда «внучке» стало лучше, Нина снова осталась одна. Но и теперь, уехав домой, за несколько десятков километров от Усть-Каменогорска, Петровна приезжала и подолгу гостила у них.
В один из таких приездов она спросила:
— Ну, а как ты с соседями?
— А я с ними почти что не знакома. Раза лето заходила к ним по хозяйству, то взять.
— А они?
— Ни разу дверь не открывали, как переехала.
— Это хорошо. Чужие они люди. Смотри. Толстая— городничего какого-то дочь, что ли. Старуха, а все еще мажется, пудрится, волосы — паклю свою — на веревки накручивает, по ночам в карты играет. Раньше все требовала, чтобы ее мадамой звали.
— А он?
— Хозяин бывший половины приисков, что на том берегу Иртыша, в Калбе. Зверь был, а не человек.
— Этот плюгавенький старикашка?
— Ничего, что плюгавенький. В нем горького барского замеса хватит на пятерых.
— Чем же они теперь живут? Ночи напролет в карты дуются, часто поют.
— Кто их знает. Может быть, старым, может быть, новым, но только не своим, не заработанным. Сказывали, что он нынче на службе состоит в Алтайзолоте — конторе. Там их несколько старых промышленников, как спецов приняли что ли. Но ему эта служба только для виду.