– Я надеюсь. Если я еду так далеко, то именно затем, чтоб поскорей заслужить шпоры. Мой предок завоевал себе имя, которое передал мне, и герб, который я ношу, ценой своей крови и острием своей шпаги… Я хочу дойти тем же путем к той цели, к которой стремлюсь… Цель эту вы знаете, герцогиня.
– Я помню, кажется, в самом деле, эту историю, которую вы мне рассказывали. Неправда ли, речь шла о Золотом Руне? Разве все еще на завладение этим Руном направлены ваши усилия?
– Да, герцогиня.
– Это меня удивляет!
– Отчего же?
– Да оттого, что, судя по наружности, можно было подумать совершенно противное…
– Наружность ничего не значит…. поверхность изменчива, но дно остается всегда неизменно.
Улыбка Орфизы потеряла часть своей горечи…
– Желаю вам успеха, когда так! – сказала она.
Орфиза встала, прошла мимо Гуго и вполголоса, взглянув ему прямо в глаза, произнесла медленно.
– Олимпия Манчини – это уже много; еще одна – и будет слишком!
Он хотел отвечать; она его перебила и спросила с улыбкой:
– Так вы пришли со мной проститься?
– Нет, не проститься, – возразил Гуго гордо; – это грустное слово я произнесу только в тот час, когда меня коснется смерть; но есть другое слово, которым полно мое сердце, расставаясь с вами: до свиданья!
– Ну, вот это – другое дело! Так должен говорить дворянин, у которого сердце на месте! Прощайте – слово уныния, до свиданья крик надежды! До свиданья же, граф!
Орфиза протянула ему руку. Если в уме Гуго и оставалось еще что-нибудь от мрачных предостережений Брискетты, то все исчезло в одно мгновенье. В пламенном взгляде, сопровождавшем эти слова, он прочел тысячу обещаний, тысячу клятв. Это был луч солнца, разгоняющий туман, освещающий дорогу, золотящий дальние горизонты. При таком свете все становилось возможным! Что ему было за дело теперь, забудет ли его равнодушно графиня де Суассон, или станет преследовать своей ненавистью? Не была ли теперь за него Орфиза де Монлюсон?
Гуго не слышал земли под ногами, возвращаясь в отель Колиньи, где все было шум, суета и движенье с утра до вечера, и это продолжалось уже несколько дней. Двор отеля был постоянно наполнен верховыми, скачущими с приказаниями, дворянами, просящими разрешения связать судьбу свою с судьбой генерала, поставщиками, предлагающими свои услуги для устройства его походного хозяйства, приводимыми лошадьми, офицерами без места, добивающимися службы, молодыми людьми, которым родители хотят составить военную карьеру.
Этот шум и беспрерывная беготня людей всякого сорта нравились Коклико, который готов бы был считать себя счастливейшим из людей, между кухней, всегда наполненной обильною провизией, и комнатой, где он имел право валяться на мягкой постели, если б только Гуго решился сидеть смирно дома по вечерам.
Он жаловался Кадуру, который удостаивал иногда нарушать молчание и отвечать своими изречениями.
– Лев не спит по ночам, а газель спит. Кто прав? Кто неправ? Лев может не спать, потому что он лев; газель может спать, потому что она газель.