А все запах.
Головокружительный, манящий, древесный, настолько знакомый, что сердце замирало и тут же отбивало свою долбаную чечетку.
Наверное, было глупо приехать в Питер и рассчитывать, что судьба не столкнет нас лбами. Но я верила в это. Ведь Питер огромный, едва ли меньше Москвы, где я жила с рождения. Танцевала для себя, работала для других, любила его, трахалась с ним, ненавидела его!
Откуда в богемном ночном клубе возьмется хирург из престижной больницы?
И вот Рома на мне, его палец во мне, а губы до невозможности нежно касаются шеи, режут чувства наголо кончиком языка. Рисуют узоры, срывают с губ стоны.
Я не могла поверить, что это не сон.
— Рома? — только и пискнула я и совсем расплавилась, стала безвольной марионеткой в сильных умелых руках кукловода.
— Да, малыш, да, это я. Твой Рома, — говорил он, найдя в темноте мочку ушка, пока его средний палец продолжал растягивать мое лоно, а большой — ласкать клитор. — Это Рома.
Я поверила.
Все говорило о том, что именно его взгляд я чувствовала, пока позорилась на сцене с голой грудью.
Но стоило проверить, стоило убедиться окончательно.
Поэтому я начала оглаживать его взлохмаченные светлые волосы, плечи, все такие же широкие, напряженную спину, упругие ягодицы и наконец коснулась пояса брюк.
Бугор в них давил мне в бедро и скоро, я знала, продавит и складочки между ног, вонзаясь в лоно. Это было так же неизбежно, как то, что солнце поднимется на востоке, а метро закроется в двенадцать.
Пока Рома продолжал ласкать мне кожу на шее, пальцами второй руки водить по губам, я привычным движением расстегнула ремень и сразу полезла в брюки… И вот здесь ошибиться было невозможно.
Это Рома.
Слишком часто я держала этот член в руках, во рту, в себе. Испещренный венами, с крупной головкой и нежными, словно обтянутыми шелком яичками.
Идеальный.
Я пробежала по стволу пальчиками, ощущая, как сильно он пульсирует в такт тяжелому дыханию самого Ромы.
Сам бывший любовник и жених прижимал меня к полу, целуя мне шею, уши, лицо, обжигая дыханием.
— Аня.