Команда была исполнена незамедлительно, и вскоре машина уже стояла на ровной, утоптанной площадке.
Комаров прихрамывающей походкой обошёл машину кругом, постукал ногой по скатам, а затем, подняв крышку капота, засунул под него голову. Он долго копался в моторе, а мы стояли рядом, полные надежды на чудо. Наконец Комар спрыгнул на снег, неторопливо вытер руки ветошью и, сказав, «всё в ажуре», обратился к Дмитриеву:
– Давай, Санёк, тащи аккумулятор.
Распеленав источник электроэнергии, Комаров установил его на раму под капотом, тщательно зачистил наждачной бумагой свинцовые култышки и, насадив на них клеммы, туго затянул барашки. Тем временем Ваня Петров уже намотал ветоши на длинный железный штырь, обмакнув его в банку с бензином, и поднёс спичку. Факел мгновенно вспыхнул, и дымные языки пламени осветили сосредоточенные лица окружающих. Комаров, став на колени, долго водил факелом по днищу машины, отогревая застывшие узлы. Я притащил два ведра горячей воды, залил её в радиатор. Комаров проверил рейкой уровень бензина в баке и протиснулся на сиденье за баранку. Все замерли в ожидании. Но Комаров продолжал сидеть не двигаясь, словно не решался нажать на стартёр.
– Ну давай, Семёныч, не томи, – первым не выдержал Дмитриев.
Комаров только отмахнулся, но вдруг решительно повернул ключ зажигания и нажал педаль стартёра. «Уу-уу-уу» – натужно, словно просыпаясь, заурчал стартёр. Но двигатель не подавал признаков жизни. Комаров выждал несколько мгновений и вновь нажал на педаль, и вдруг – это был незабываемый момент – двигатель рыкнул раз, другой и, чихая и фыркая, загудел, выстреливая облачка чёрного дыма из выхлопной трубы.
– Ура! – заорал Дмитриев, и все подхватили этот радостный крик. Комаров выжал сцепление, включил скорость, и «газик» рывком двинулся с места, покатил по льдине, громко фукая ещё не прогретым двигателем. Теперь нам не страшно никакое переселение.
Вооружившись пешнями, топорами и лопатами, мы дружно принялись за прокладку автомобильной трассы. Впереди шли разведчики – Яковлев с Петровым со щупами в руках. За ними следовали строители. Колонну замыкал «газик» с Комаровым за баранкой. Они удалились уже метров на двести, когда лёд в старом лагере вновь пришёл в движение. Всё загудело, затрещало, словно природа, опомнившись, решила возместить упущенное.
Я выпустил одну за другой три ракеты, подавая сигнал тревоги. Прямо на моих глазах трещина под миляевской палаткой расползлась метров на десять, а следом за ней треснул лёд под палаткой-баней. Края трещины мгновенно разошлись, и «баня» повисла над глубоким обрывом, грозя свалиться при малейшем новом толчке. Подбежавшие Курко с Никитиным, ухватив её за торчащие дуги, с трудом отволокли от края обрыва.
На следующий день мы заторопились с переездом в новый лагерь. Одни ремонтировали дорогу, другие свозили на нартах грузы для «газика». Работы всем хватало. Наконец загруженный под завязку автомобиль отправился в свой первый рейс. Погода была ясная, безветренная, хотя синий столбик в спиртовом термометре не поднимался выше -45 ˚С. Безоблачное небо казалось прозрачным и отливало опалово-розовым. Из-за торосов уже посверкивали первые лучи приближающегося солнца.
Итак, старый лагерь постепенно пустеет. На него нельзя смотреть без грусти. Разломанные укрытия палаток, обрушившиеся тамбуры, разбросанные ящики, валяющиеся старые бочки из-под бензина. Везде следы запустения. Только Ропак с Майной в сопровождении своры щенят носятся по лагерю в поисках чего-нибудь вкусного.
Дневник
Спать больше трёх – четырёх часов в сутки не удаётся. И мы, словно в полусне, грузим, возим, опять грузим – и так без конца. А тут ещё немало хлопот доставляет автомобиль. Он то проваливается в присыпанные снегом незаметные трещины, то застревает в ямах, то буксует на ровном месте. К тому же его не удаётся нагрузить, как хотелось бы. Впрочем, эту проблему мы решили довольно быстро, сообразив, что к нему можно прицепить нарты. А это уже 300–400 килограммов дополнительного груза. Но оставалась другая проблема – как перевозить палатки? Разобрать палатку нельзя: её потом не соберёшь – дуги смёрзлись, тент при малейшей неосторожной попытке освободить его от намёрзшего льда рвётся, как гнилая тряпка. Тащить палатку целиком на себе – об этом нечего и думать: в каждой из них не меньше 200 килограммов. У нас едва хватило сил перенести их на соседнюю льдину, но полутора километров нам не осилить. На нартах они тоже не помещались.
– Может, их укрепить на крыше «газика»? – осторожно спросил Дмитриев. Но Комаров так зло зыркнул на него, что Саша тут же смолк.
– А почему нет? – вмешался Миляев. – Давайте соорудим из досок раму, укрепим её на капоте, а на неё поставим палатку. Тент с машины снимем, а чтобы Михаилу не закрывать обзор, отшнуруем пол и повернём палатку дверью вперёд.
– Молодец, Алексеич – одобрил миляевскую идею Никитин. – Давай, Александр Иванович, забирай доски, не меньше четырёх, они лежат возле нашей рабочей палатки. Тебе Петров поможет. А у входа в деревянном ящике большие гвозди. Захвати их штук двадцать.
Вскоре они вернулись, волоча за собой четыре толстых обледенелых доски, десятка два гвоздей и моток верёвок.
Комаров на правах главного специалиста по транспорту, вооружившись топором, быстро обколол намёрзший лёд.
– Давай, Саня, помоги. Вот так. Поровней. – Он отошёл, прищурился. – Нормально.