— Решили меня проверить, — наконец ответила она. — Обследовать и выяснить… обесчестил ли меня Абдул. — Она сглотнула. — Рупал хотел проверить сам. Осмотреть меня. И выяснить.
— Мина, если тебе слишком тяжело…
— Нет. Все в порядке, диди. Напиши об этом в газете. Чтобы весь мир узнал, что такое Индия. — Она сделала над собой усилие и посмотрела Смите в глаза. — Я отказалась. Сказала Говинду, что если он допустит такое бесстыдство в его собственном доме, я пойду и утоплюсь в речке.
— И после этого Рупал успокоился?
— Нет, они придумали другой способ проверить мою невинность. Приказали мне пройтись по горячим углям. Мол, если будут ожоги, значит, я не девственница.
У Смиты пересохло в горле. Она пожалела, что оставила бутылку с водой в машине Мохана. Но прерывать интервью было нельзя. И просить Мину налить ей грязной нефильтрованной воды из дома тоже нельзя: она же не хотела слечь с дизентерией на несколько дней. Жаль, что Мохана рядом не было, он ушел в дом
— Какой абсурд, — сказала Смита. — Кто на это способен?
— Рупал — колдун,
— И ты отказалась?
Мина заплакала.
— Они меня связали. Связали веревкой, как мусульмане связывают коз, прежде чем зарезать их на Ид аль-адха[56]. Притащили на деревенскую площадь по той же дороге, по которой вы только что ехали. Мои кровные родственники это сделали,
Смита ощутила дурноту.
— Я упала в обморок, и меня достали из ямы с углями, — тихим монотонным голосом рассказывала Мина. — Рупал добился своего. Заставил их поверить, что я испорченная.
— А твои ноги?
В ответ Мина подняла ногу и положила стопу на колено. Развернула стопу и показала Смите. Ее нога была грязной, но Смита все равно увидела следы от ожогов.
— Мина, — промолвила она. — Я не знаю, как… О боже. Мне очень жаль.
— Ничего, — отмахнулась Мина. — Эти шрамы — ерунда. Они подарили мне четыре месяца счастья с моим Абдулом.
— Что ты имеешь в виду?
— Благодаря этим шрамам я набралась храбрости и сбежала.
Смита не успела ответить; из дома вышли Мохан и