– Потому что у меня никого и не было! – прищурилась Ласка и стиснула зубы – готовые пролиться слезы замерли.
Какая сила воли!
– У тебя есть мама, папа и родные сестры, – Белянка уже не могла замолчать, она и сама не знала, почему так сильно хочет ей помочь. – У тебя есть тетушка Мухомор – она останется с нами навсегда.
Ласка неотрывно смотрела ей в глаза, будто ожидая смертельного удара, и Белянка закончила глухим шепотом:
– И у тебя есть я.
– Ты? – округлились темные глаза Ласки.
– Да, – Белянка испугалась, что сейчас передумает и затараторила: – Я никогда не пойму, зачем ты приворожила Стрелка, зачем предала меня и бросила всех нас в опасности, но ты вернулась. Ты рисковала вместе с нами там, у края огня. И ты моя сестра. Ты сделала меня – мной. Я люблю тебя.
Закусив губу, будто и вправду могла расплакаться, Ласка пробубнила:
– Любая бы на моем месте приворожила, если б умела. Я тоже умею чувствовать. Не хуже тебя. И тоже имею право быть счастливой!
– Даже против его воли? – глухо спросила Белянка – услышать эти слова оказалось слишком больно.
Ласка зажмурилась. По щекам покатились крупные слезы.
– Потому и отпустила, – выдохнула она.
– Так… ты его отпустила сама? Я думала, ты растеряла в пожаре силы и… – Белянка не находила слов от удивления.
– В том пожаре, когда ушла тетушка Мухомор… я столько глупостей и гадостей говорила о ней, не слушалась, а теперь? Теперь уже ничего не исправить. И не вернуть… – короткие рыдания сотрясали хрупкие плечи. – Я обманывала саму себя. Я просто хотела быть любимой. Не хуже тебя!
– Да ты лучше! Лучше меня! Ты всегда была лучше меня! – Белянка вскочила из-за стола и крепко обняла Ласку.
Шелковистые темные волосы пахли сладкими-сладкими ландышами и шиповником.
– Что было, то травой поросло, Ласка. Настоящее – единственное время, которое у нас есть. И каждый хочет быть любимым. И ты, и я, и Стрелок, и Ловкий. Не хуже тебя.
– Ловкий? – всхлипнула Ласка.
– Он же влюблен в тебя и мучается жутко! – улыбнулась Белянка и вытерла слезинки со щек Ласки.
– Глупости, он же рыжий, и вообще… и никто не нужен, кроме… – но заплаканные глаза вопреки словам лукаво и почти по-прежнему загорелись – знала она, конечно знала, что Ловкий по ней сохнет. – И чего это ты такая добрая стала?