Тропой Койота: Плутовские сказки

22
18
20
22
24
26
28
30

– Лютик вы уволили в прошлом году, госпожа. А я – Золотарник.

– Я знаю, кто ты есть! Память меня еще не подводит.

Золотарник принесла гучжэн и хотела было развернуть его, но этого я не позволяю никому. Гучжэн был завернут в ткань, подаренную мне бабушкой-ткачихой, когда умерла мать и мне пришлось оставить ее дом. В древнюю ткань, предшественницу тех узоров, которыми славятся бабушка и ее сестры. Плетение ее тонко, но, если вглядеться, видны в нем и тучи, и журавли, и пики гор.

– Твое будущее – не в ткацком ремесле наподобие этого, – сказала мне на прощанье мать матери, – но пусть эта ткань сбережет твой любимый инструмент.

И эта ткань берегла мой гучжэн, а еще до сих пор хранила в глубине складок запахи дома, в котором я родилась и выросла.

Я заиграла «Девичьи капризы» со всеми ее вариациями. Если уйти, погрузиться поглубже в музыку, можно забыть о том, что происходит вокруг – даже о двух тигрицах, играющих мною, как мячиком, пусть мне и ясно, что их игры добром не кончатся. Если эта иностранка жестока, то не преминет причинить мне боль. А если добра, за нее это сделает бабка. Не стоит об этом думать. Уж лучше думать о музыке.

Зная мелодию назубок, я украдкой поглядывала вокруг сквозь ресницы. Омама хмуро глядела в чайную чашку. Гостья развалилась на подушках, расслабилась от удовольствия, откинула рыжую голову назад, отчего ее длинная шея вытянулась, словно нежная мелодия. Однако слушала она внимательно, если судить по морщинке между бровей.

– О, это действительно стоит дальней дороги! – вздохнула она и впервые обратилась прямо ко мне: – Скажи, как такой юной девочке удалось научиться так прекрасно играть?

– Это же просто пустяк.

– Нет, не пустяк. Подобное искусство – отнюдь не пустяк. Твое мастерство нельзя не оценить по достоинству. Как называется эта песня?

– «Девичьи капризы».

– Что ж, это многое объясняет. Надежды, мечты и желания юной девицы, лед и пламень, сила и беспомощность, и все это – в одном и том же сердце… ведь это и есть «капризы», не так ли?

– Да, – выдохнула я.

– В душе ты переживаешь все это сама, и будишь воспоминания об этом в моей душе. Искусство для того и нужно, чтоб пробуждать нашу память, верно?

– Моей памяти музыка не нужна, – сказала Омама с холодным смешком. – Моя память и так безупречна.

– О, что вы, госпожа, все мы порой забываем то об одном, то о другом. Годы бегут чередой, накладываются друг на друга, и каждый приносит с собой столько воспоминаний, что поди уследи. Нетрудно и забыть кое о чем, разве нет?

– Моя память безупречна, – еще раз проскрежетала Омама. – Разве вы не знаете сказки о Бессмертной Черепахе с Благословенных Островов? Если поймаешь ее, сто лет бурной молодости тебе обеспечены.

Тут ее пальцы в самом деле сомкнулись вокруг черепахи, будто прутья клетки, унизанные драгоценностями.

– И вправду, – любезно согласилась гостья, – резьба так тонка, словно это – одна из Бессмертных, обратившаяся в хрусталь. Вы согласны со мной, госпожа Феникс?

Прежде чем я успела ответить, Омама презрительно фыркнула.