— Иду!.. — слабым голосом прокричал фотограф. — Минуточку… Подождите!
Он сунул ступни в теплые поношенные тапки и, шаркая по полу, подошел к двери.
Слабеющими пальцами отодвинул засов. На пороге стояла… Августа! Одетая все в тот же головной платок, длинную черную юбку и в старенький полушубок, она с порога приветливо улыбнулась ему.
— Господи! — только и вымолвил больной. — Это… вы?
— Здравствуйте! — мягко, почти ласково сказала женщина. — К вам можно?
— Конечно, конечно, можно! — засуетился Прохор Михайлович, шире открывая дверь. — Входите, пожалуйста…
Августа вошла в прихожую, впустив с собою морозное облако.
Прохор Михайлович зябко вздрогнул, быстро прикрыл дверь и задвинул засов.
— Вы уж извините, — сказала красавица с некоторым смущением. — Смотрю, вы чего-то не появляетесь на улице вообще. Вот, проведать вас пришла…
Прохор Михайлович был ошеломлен. Она помнила о нем, думала, беспокоилась…
В это ему было трудно даже поверить.
— Господи… голубушка, да вы проходите! Полушубок, платок снимайте… вот сюда на вешалочку, пожалуйста! У меня прохладно, конечно, но не улица все же!
С самого утра вот печку топил…
Августа степенно сняла полушубок, повесила на крючок; также неспешно она размотала платок с головы, повесив его поверх полушубка. На плечи ей темными тяжкими полукольцами упали прекрасные, густые волосы. Затем повернулась к хозяину, посмотрела на него с высоты своего роста.
От слабости и смущения Прохор Михайлович еле держался на ногах.
— Прошу извинить меня, — сказал он виновато. — Я сегодня крайне скверно себя чувствую… вот с утра сползал за дровами во двор, и все… дальше все больше лежу. Сил совсем не осталось. Уж простите меня великодушно… Августа!
Ему было крайне приятно произносить ее необычное и звучное имя. Как будто оно, имя это, обладало некой исцеляющей силой…
— Вам, наверное, просто есть нечего, — заметила Августа озабоченно. — Коли на улицу не выходите, так откуда еда-то возьмется! Так ведь и ноги протянуть недолго!
— А хоть бы и выйти, что проку! — Прохор Михайлович только рукой махнул. — Все равно ничего не купишь. Даже за хлебом такую очередищу надо отстоять! А у меня сил на это уже нет…
— А хлеб-то у вас сейчас есть?