Максенин вдруг решительно шагнул к ним и, по очереди взяв каждого за горло, стал трясти и жать. И так переходил от одного к другому, сжимая им глотки все сильнее, пока те не поняли, что от них требуется. Кочнев как-то обескуражено обмяк, потирая шею, а Тюхай наоборот весь расправился, словно заискрился энергией и плотоядно поблескивая глазками лишь спросил:
– Когда?
Максенин яростно забарабанил по локтю покалеченной руки здоровой, потом замахав воздухе кулаком, ударил себя в грудь. Удивительно, что оба сразу поняли, что это могло означать только одно – «немедленно».
а л е ш и н ы с т р а с т и
I
возвращение домой
И вновь мы возвращаемся к нашему главному герою. И в его главный, я бы даже сказал, кульминационный момент жизни, и теперь обещаю, что мы не покинем его до тех пор пока этот момент не разрешится.
У самого Алеши все, что произошло в доме у Смурова после гибели Красоткина, отложилось в памяти в качестве каких-то, может, даже и не всегда последовательных, но очень четко и резко очерченных болевых пятен. Да и не только у него. Нелепая смерть Красоткина настолько всех поразила, настолько обрушила душу каждого, кто был ее свидетелем, что было полное ощущение произошедшей катастрофы, после которой уже ничего другого, более худшего, и произойти не может. Ощущение какого-то совершившегося окончательного и бесповоротного конца. Казалось, больше ничего нельзя сделать, ничего невозможно предпринять, ибо все размазано и раздавлено, и осталось только пассивно созерцать неизбежное или даже умереть самим. Удивительное дело, на второй план (словно бы об этом все позабыли) ушли даже и намерения цареубийства. Как будто смерть Красоткина обесценила даже и эти планы, сделала их неважными, несущественными, если не нелепыми. Неизвестно, сколь долго продолжалось бы это состояние – и оно бы окончательно раздавило наших заговорщиков, если бы не Катерина Ивановна. Она первая пришла в себя, первая стала думать о том, как скрыть следы всего произошедшего, первая обратила внимание на то, куда делся Ракитин, и первая заговорила о продолжении дальнейшей борьбы. Она сумела, отхлестав по щекам, привести в себя продолжавшего выть Муссяловича, растормошила Смурова и даже как-то если не успокоить, то как бы «выключить» совершенно убитую произошедшим Варвару Николаевну Снегиреву. Более того, она даже нашла в себе силы и мужество раздеть тело Красоткина, затем с помощью Алеши и Смурова оно было перенесено в сад к заранее подготовленной известковой яме. В ней должно было бы исчезнуть тело Ракитина, но оказалось, что она станет последним приютом для Красоткина. Мало того, глядя на то, как в почти полной темноте в густом и мутном растворе что-то шипит и булькает, она еще сумела вдохновить всех на исполнение «гимна прощания». Первые строчки пела она сама, но постепенно подключились и Смуров, и Муссялович, и Алеша (одна Варвара Николаевна осталась с доме в той же стадии «отключки»), и концовка уже звучала достаточно слаженно:
Смело, друзья! Не теряйте
Бодрость в неравном бою,
Родину-мать защищайте,
Честь и свободу свою!
Пусть нас по тюрьмам сажают,
Пусть нас пытают огнем,
Пусть в рудники посылают,
Пусть мы все казни пройдем!
Если погибнуть придется
В тюрьмах и шахтах сырых, -
Дело, друзья, отзовется