Братья Карамазовы. Продолжерсия

– Молитвами святых отец наших… – вдруг раздалось за дверью вслед за стуком, и, не договорив молитву, в келию со стороны коридора вошел, почти даже заскочил, отец Иосиф. И увидев отца Паисия, сразу же поспешил к нему с тревожным видом на лице. Его вторжение оказалось как нельзя кстати, ибо Митя уже наводил, хотя трепеща и обливаясь слезами, пистолет на отца Паисия.

– Что вы делаете – уберите!.. – вскричал дородный отец Иосиф, увидев все происходящее. При этом он весь как-то волною колыхнулся всем телом, резко остановившись на месте. Митя при этом даже вскрикнул с каким-то душевным счастливым придыханием, при этом резко отдернул руку с пистолетом, тут же накрыл ее другой рукой и, направив их в пол, выстрелил. Выстрел прозвучал слабо, видимо, сильно заглушенный руками Мити. Он, оказывается, левой ладонью, прикрыл маленькому однозарядному дамскому пистолетику дуло, и пуля теперь пробив ему ладонь, не нашла больше в себе сил уйти в деревянный пол, а просто упала на него. Митя с непередаваемо блаженным видом поднес пробитую руку к лицу и сначала поцеловал, а затем слизал единственную выступившую на тыльной стороне ладони каплю крови. И после этого отбросил разряженный пистолет в сторону, за стоящие у стены шкафы.

– Спаситель наш, спаситель… – только и прошептал он, обращаясь к отцу Иосифу, поворачиваясь к нему всем телом.

Но «спасителю» отцу Иосифу, видимо, все происходящее показалось какой-то глупой шуткой, и он не стал дальше вникать, сразу переходя к причине своего вторжения:

– Отче игумне, там Софроникс с господином Ракитиным монастырь переворачивают – революционеров с динамитом ищут. Вот – до больных добрались…

На отца Паисия неожиданное вторжение отца Иосифа произвело двоякое впечатление. Он сначала словно бы даже застонал от, видимо, переполнившего его чувства «неисполненности», но выстрел Мити заставил его отвлечься от собственных чувств, тем более что на этот раз заверещала новыми рыданиями Карташова Ольга. В промежутках между рыданиями она как заведенная повторяла: «Не надо… не надо… не надо…», словно давая выход словам, которые должны были выйти из нее раньше, но почему-то застряли в ней. Наконец, до сознания отца Паисия дошел и смысл слов отца Иосифа. Он дважды встряхнул головой, словно снимая с себя какое-то непрошенное наваждение, затем резко встал с кресла, но прежде чем выйти, вдруг подошел к рыдающей Карташовой, поцеловал ее в лоб и широко перекрестил. И вслед за этим поспешил вместе с отцом Иосифом вон из келии.

И вовремя. Потому что в больничном коридоре уже виднелась целая толпа – тут были монахи, мобилизованные отцом Софрониксом, видимо, главным образом из числа своих приближенных и почти все из уже знакомых нам церковных мальчиков и монастырских служек – Тюхай, Кочнев и Стюлин. Оказывается, прибыв в монастырь, Ракитин, сразу же разыскал отца Софроникса и открыл ему намерение революционеров «дерзнуть» против государя-императора и, возможно, прямо на территории монастыря. Посоветовавшись, они решили действовать своими силами, не привлекая силы жандармов. В случае успеха все лавры доставались им, а в случае неуспеха – не было бы лишнего ненужного шума. Собранными отцом Софрониксом силами был учинен «осмотр» монастыря. Пока осматривали нежилые помещения, мастерские, кухни, подсобки – еще куда ни шло, только монахи, несмотря на позднее время, отбывавшие во многих из этих помещений послушания, сильно дивились. Но вот добрались и до монашеских келий. Тут не обошлось без эксцессов. Кое-кто из монахов-схимников воспротивился непрошенным гостям, тем более, что те вели себя достаточно бесцеремонно: заглядывали по углам, ворошили постели, даже двигали киоты, за которыми могли быть «тайники с динамитом». Особенно воспротивился отец Иосиф, которому в келии опрокинули стеллаж с книгами (напомню, что он был библиотекарем монастыря). Он стал возмущаться на «самоуправство» и «подлую провокацию». Но его никто не слушал, и тогда он решил искать управу на столь бесцеремонное вторжение у отца Паисия. А налетчики уже по предложению Ракитина подвергли «осмотру» и больничные помещения. Он особенно настаивал, что революционеры могли не только прятать взрывчатку и оружие среди больных и покалеченных, но и среди них самих могли оказаться «симулянты», только прикидывающиеся немощными, чтобы в нужное время неожиданно «дерзнуть на царя». (Это слово почему-то полюбилось Ракитину.) Он просто настаивал на том, чтобы «так называемых» калек проверить «на симуляцию», и отец Паисий попал как раз на тот момент, когда в мужской палате эта проверка и происходила.

В палате стоял шум, говор, стоны, ругань, и кто-то пронзительно кричал, когда туда вошел отец Паисий и за ним отец Иосиф:

– Сволочи!.. Сволочи!.. Что – подавились!.. Что ищите – ножи и перья? Эх, не успел заготовить?… У-у-у-у – как больно!.. Как больно!… Сволочи!.. Задушил бы… Нога-а-а-а!.. Моя нога-а-а!..

Это орал тот самый покалеченный, что спорил еще с Алешей, Демьян, у которого, по словам Мити, «сгинула семья». Несмотря на явные признаки покалеченности, его только что проверили на «симуляцию», и кто-то из подручных монашков дернул замотанную сломанную ногу. И теперь он кричал от боли. А перед этим еще и стащили с кровати и обыскали. Но сейчас предметом проверки стал тот самый цыган со сломанными руками и ногами и перебитым позвоночником. Толпа проверяльщиков обступила его кровать со всех сторон. Командовал отец Софроникс, Ракитин стоял сбоку и подсказывал, что надо делать.

– Так, давайте его за руки и ноги, а ты, Порфирий, сбоку, а вы, пацанва, матрасик под ним пошерстите…

Двое монахов стали подлаживаться под замотанные руки и ноги бессознательного цыгана, так же гундосившего под нос что-то неразборчивое, а Тюхай с Кочневым, сев с двух сторон кровати на колени, приготовились вытащить из-под цыгана матрас.

– Прекратите, что вы делаете? Немедленно прекратите!..

Это затребовал отец Паисий, только что появившийся в помещении.

– Э, отец игумен, – досадливо искривившись, выдал отец Софроникс, – тут дело государственной важности. Террористов ищем.

– Прекратите, я сказал, – дрогнувшим голосом и весь побелев лицом, продолжил настаивать отец Паисий. – Здесь не террористы, здесь одни покалеченные, разве вы не видите?

Лицо отца Софроникса еще более искривилось в уже полупрезрительной и даже злобной ухмылке.

– Мы как раз и хотим убедиться в этом, отче честный… Небольшой осмотр, так сказать, в порядке полной благонадежности.

Тут в палате появилось еще одно лицо – доктор Герценштубе, привлеченный шумом, ибо его собственная комнатушка находилась рядом. Он явно был только что с постели и не успел привести себя в порядок, потому что на голове его белел оставшийся по недосмотру ночной колпак.

– Что здейсь происходит? Почему так много таких людей в больничном сохранении? (Он, видимо, хотел сказать – «помещении») – какое-то время он переводил удивленный взгляд с одного лица на другое, все еще не до конца понимая, что здесь происходит.