— Чего-о? — непонимающе пробормотал Алексей и постарался заглянуть Катарине в глаза.
— Того, — уткнулась она в егерский доломан, — что слышал. Вот и берегись теперь, не лезь в горячее, у тебя вон уже сколько детей, а через полгода, бог даст, и ещё будет.
— Мамочки мои! — воскликнул огорошенный Лёшка. — Три месяца уже, и ты всё молчала?
— И дальше бы молчала, — проговорила та, наконец подняв глаза на мужа. — Ты же ничего сам не замечаешь, то у тебя полк с егерями, то хозяйские дела с управляющими, и поговорить-то по душам с женой времени нет. Молчала бы, да мама настояла сказать.
— Ну прости, прости меня, — поцеловал её Лёшка. — Ну дурак я, да-а, что со мной поделать.
— Исправишься? — улыбнулась Катарина.
— Обязательно! Клянусь! — энергично кивнул он головой. — Береги себя, родная, и я обещаю тебе, что беречься буду.
Скрылась уже усадьба вдали, проехали сосновый бор, а Лёшка всё вспоминал последние минуты прощания.
— Вот дела-а-а! — проговорил он, качая головой.
— О чём ты? — спросил заинтересованный видом командира Гусев. — Случилось, что ли, чего?
— Да нет, я просто, — отмахнулся тот. — Так, Серёг, расставаться со своими тяжело. Когда это ещё доведётся увидеться?
— Это да-а, — кивнул тот. — Далековато же нас забрасывают, с крайнего юга империи да на самый её север, в карельские леса. Ну ничего, и там люди живут. Говорят, Суворов с десяток крепостей успел в Финляндии заложить, а каждая потом предместьями обрастает и со временем городом становится. Всё хорошо будет. Может, и санным путём зимой их уже заберём.
— Ох, не знаю, навряд ли, Сергей, — покачал головой Егоров. — Ну чего их в необжитое тащить, и так только ведь с Буга заехали. Вы смотрите с Милицей, конечно, сами, но я так думаю, что мои пока в усадьбе жить останутся.
Чтобы срезать путь, поехали через Мосальск, и уже за ним, на полпути к Смоленску, на ухабах разбитой дороги у кареты отлетело колесо. При тщательном осмотре оказалось, что на задней оси образовалась приличная трещина.
— Нам бы, Никита, до Смоленска только добраться, а уж там основательно её сможем починить, — проговорил Алексей. — А если временно пока это колесо установить?
Вестовой поднял глаза на полковника и огорчённо покачал головой.
— Никак невозможно дальше ехать, ваше высокоблагородие. Тут даже не в колесе дело — колесо что, это мелочь. Ось меня всех более заботит. Наденем мы на неё колесо, а через версту там всё обязательно рассыплется и заклинит. Надобно к хорошему кузнецу ехать, а лучше бы сразу в каретную мастерскую. Может, мы с ребятками её снимем с кареты, да и свезём в Мосальск, пока далеко от него не отъехали, а потом с мастерами сюда приедем и прямо здесь, на месте починим?
Делать было нечего, и скоро все, включая и господ офицеров, налегли на длинные шесты-рычаги. Карету немного приподняли, поставили её на большие чурбаки, закрепили, и после долгой возни освободили треснутую ось из крепежей. Уже в сумерках три всадника со вьючными лошадьми ускакали в сторону города, а путники в это время разбивали лагерь у речки Угра. Голь на выдумку хитра: надёргав из хвостов лошадей волос и смастерив самодельные крючки из присутствующей в карете стальной проволоки, трое оставшихся егерей с азартом удили рыбу. Скоро в большом котле варилась сорожка, плотва, уклейка и прочая рыбная мелочь. Для вкуса закинули ещё с десяток ершей и пару подлещиков. Несколько пойманных на кузнечиков довольно крупных голавлей завернули в лопухи и потом зажарили на углях.
— А хорошо-о, — потянувшись, проговорил Гусев. — Ни тебе построений и пушечной канонады, ни тебе этих штабных бумаг и докладных реляций. Костерок потрескивает, в реке вон рыба плещется. Тепло и сытно. Ещё бы комары не кусали, — и хлопнул себя по лбу. — Хоть с башкой в костёр лезь, окуривайся.
— Борис, много комаров — к чему это? — крикнул стоящему в зарослях камыша сержанту полковник.