— Полк, равня-яйсь! Сми-ирно! — набрав полную грудь воздуха, скомандовал Егоров. — Равнение на середину!
Замершие в шеренгах егеря широко открытыми глазами смотрели, как из отделанных золотом, блестящих на солнце карет выходят богато одетые господа. А вот и сама государыня императрица с перекинутой через правое плечо голубой Андреевской лентой и большой восьмиконечной звездой на груди. Екатерина оглядела выстроенные перед ней воинские ряды и, колыхнув оборками пышного платья, пошла к ним.
Правой ногой шаг вперёд, поворот на носочках — и с отмашкой рук Алексей ударил приставным навстречу Екатерине.
— Ваше императорское величество! — рявкнул он, не доходя трёх шагов. — Отдельный особый полк егерей, совершив марш, по вашему приказанию прибыл в Санкт-Петербург! Докладывает командир полка, полковник Егоров!
— Здравствуйте, сударь, — кивнула Екатерина. — Рада вас в полном здравии видеть. Слышала, ранены опасно были. А шустрые же у вас солдаты, раньше времени в столицу пришли. Не оборвались в дороге, не обезножили, словно бы из летних лагерей пригорода они возвращались, а не с дальней южной границы. Отрадно сие! Здравствуйте, егеря-мо́лодцы! — оглядев шеренги, крикнула она вдруг неожиданно звонким для такой солидной дамы голосом[8].
— Здравжелаемвашимператорское величество! — оглушительно рявкнул полк.
— Ах, хороши! — покачала она головой. — Ваших преображенцев, Иван Алексеевич, даже перекричали, — кивнула она стоящему в свите генералу. — А уж они-то у вас ох и здоровяки. — Пойдёмте, полковник, проведите меня мимо своих волкодавов. Ведь так их в Южной армии нарекли?
— Так точно, ваше императорское величество! — кивнул Алексей, пристраиваясь сбоку.
— А отчего же так? Напомните-ка мне. Не оттого ли, что они каких-то султанских гвардейцев постреляли?
— Так точно, государыня, — кивнул Алексей, — и за это тоже. С той ещё, с Первой турецкой войны, мы с этим элитным алаем османов воевали. Беслы тех султанских гвардейцев звали.
— Да-да, что-то такое припоминаю, — покачала головой Екатерина. — Это ведь за вас Григорий Александрович ходатайствовал, чтобы на головных уборах егерей волчьи хвосты, споротые с малахаев турецких гвардейцев, можно было нашивать? Очень занимательная история. Так это, выходит, их, этих самых беслы, хвосты на стрелках? — кивнула она на стоящего перед ней, совершенно бледного лицом Южакова.
— Так точно, государыня, от шапок беслы, — подтвердил Алексей.
— А потом вы у того алая ещё и знамя отобрали, — хмыкнула она. — Вместе с крепостным стягом и казной. Хороши! Смотри-ка, у многих егерей Очаковская и Измаильская медали на груди, как вот у этого крепыша. Хороший воин, вон как зубы крепко стиснул, силён, стоит аж не дышит, — покачала головой Екатерина, оглядывая с головы до ног остолбеневшего Южакова. — Интересно, и погоны ведь на обоих плечах, а не на одном, как у всех остальных в войсках. Тоже ведь помню, с тех ещё, с Кременчугских манёвров мне что-то эдакое рассказывали.
— Убрать, матушка? Один, как и у всех, на плече оставить? — подскочив, спросил императрицу важный генерал.
— Николай Иванович, убрать всегда легко, — нахмурившись, произнесла Екатерина. — То Гришенькой так решено было, пускай же так и дальше остаётся. Полк-то ведь этот особенный, не зря он к нему благоволил, — и пошла дальше вдоль строя.
Дошла очередь и до учебной роты. Пройдя мимо офицеров, императрица остановилась перед седым унтером.
— Отец, у тебя вся грудь в медалях, за Прусскую викторию вот вижу, Кагульская, за первую турецкую кампанию. Как самого звать? Сколько лет отечеству служишь?
— Старший сержант Дубков Иван, — прищёлкнув каблуками, представился Макарович, — тридцать пять лет службы в марте месяце исполнилось, ваше императорское величество!
— Платоша, поди сюда, — кивнула высокому молодому красавцу Екатерина. — Дай-ка ты мне империал, душа моя.
— Да, матушка, вот, — проговорил тот, сияя. — Может, ещё чего?