— То-овсь! Це-елься! — рявкнул бригадир. — Первая шеренга — огонь!
Три сотни ружейных стволов слитно грохнули, застилая всё вокруг густым серым дымом. Облачко его чуть сдуло в сторону, и стало видно, как по трупам людей и коней к мосту прорываются новые ряды кавалерии.
— Вторая шеренга — огонь!
Ещё три сотни пуль ударили в атакующих. Третий залп раздался, когда конница уже проскакивала через мост.
— В штыки, гвардейцы! Ура! — крикнул Егоров, заметив сумятицу у противника.
Егеря с рёвом ринулись навстречу. Разворачивая коней, бригада польских улан начала откатываться назад. В это самое время выставленная Владычиным батарея из четырнадцати орудий повела огонь по сельским предместьям и по орудиям поляков, вынудив их замолчать.
— В атаку! — били барабаны егерей. Роты россыпью перебежали через мост и уже далее, собранные в единую полковую колонну, пошли, блестя штыками, к селу.
Генерал Буксгевден бросил все свои пехотные батальоны вперёд, и они, прорвавшись по заболоченной пойме речки, наконец ворвались в село с юга.
Заметив обходной манёвр русской конницы и наступавшую с фронта пехоту, командующий поляками генерал Сераковский отдал приказ к отступлению. Для прикрытия в Крупчицах был оставлен брестский батальон Рафаиловича, который был практически полностью переколот. Тем не менее это дало основным силам поляков время отойти единой колонной в сторону леса.
— Уходят ляхи, — проворчал Милорадович.
Стрелки в зелёных мундирах ещё десять минут осыпали хвост колонны и лесную опушку пулями. Ответный огонь неприятеля стих, и поступил приказ от Суворова преследование прекратить.
Итог сражения: поляки потеряли убитыми, ранеными и пленными три тысячи человек. Потери у русских: триста двадцать пять воинов.
Как только победный исход боя стал очевидным, Суворов послал за сформированным из трофейных повозок обозом. Благодаря такой предусмотрительности, уже через час по окончании сражения фуражный овёс, артельные котлы и провиант прибыли к войскам, и для усталых солдат тут же началось приготовление пищи.
Вымотался и сам генерал-аншеф. Как доносит до нас личный адъютант Суворова, его прижизненный биограф Иоганн Антинг — не спавший несколько ночей полководец, въехав на небольшой холм подле Крупчиц, слез с лошади, снял каску и, перекрестившись, произнёс: «Слава в вышних Богу!» Затем выпил стопку анисовой водки, съел сухарь и, завернувшись в плащ, лёг отдохнуть на землю под дерево. Поспав так пару часов, он поужинал у солдатских костров и сделал объезд всего лагеря.
— Суворов, Суворов! — зашумели около отделения Горшкова. Бодрый и весёлый генерал шёл мимо солдатских костров и благодарил своих воинов за одержанную ими победу. Кого-то он ободрял кратким, но огненным словом. Над кем-то остроумно подшучивал. Многих старых солдат узнавал и называл по имени.
— Молодцы, егеря, хорошо вы улан причесали! — выкрикнул он, остановившись возле капральства Антонова. — Орлы, истинные орлы! Вот это я понимаю — гвардия! Спасибо матушке императрице, что прислала вас ко мне! Вот уж обязательно я ей про ваше геройство напишу! — и пошёл дальше. — А что такое? Почему же котел такой маленький, братцы? — остановился он возле артели Горшкова.
— Да такой достался нам, ваше высокопревосходительство, — пожал плечами капрал. — Наш-то ведь обоз далеко от войск отстал. Ладно, и за такой интендантским спасибо, расстарались, хоть такой дали. Мы-то всё больше на свои, на малые походные рассчитывали, да в них-то ведь небыстро вот такую крупу разваришь. Ничего, вашвысокпревосходительство, и так хорошо. Откушаете с нами?
— Спасибо, братцы, давайте ложку! — воскликнул с живостью генерал и, присев на растянутый полог, зачерпнул из малого плоского котелка. — Хм, да-а, жестковата, конечно, крупа, но вот с голоду и такая за радость будет, особенно ежели она сальцем обильно заправлена. А ну-ка теперь давай из этого? — и зачерпнул из медного. — А вот эта кашка хороша! Ох и вкусно! — Облизнув ложку, он вскочил на ноги. — Спасибо, братцы, уважили. Ничего-о, через день у поляков ужинать будем. Вот и снимем пробу с их котлов! — и, подмигнув застывшему с открытым ртом Горбылёву, пошёл дальше.
— Муха залетит, Елистратка! — хлопнул того по спине Южаков. — Ты чего остолбенел?
— Дык первый раз вот так вот вживую, не на плацу сегодня генерала видел, — выдохнул тот. — Чё делается-то-о!