— Et alors![25] — вскричала она, поставив поднос на стол. — Вы уже тут, месье Джеймс! Я знала, что вы приедете!
К моему изумлению, Джеймс встал и обнял ее.
— Как дела у Генри? — спросил он. — Я рассчитываю услышать от вас истину без прикрас, Бижен.
Ну разумеется, это была экономка, прослужившая семье много лет: сначала она работала у жены Генри, когда та еще была Элизой де Фюид[26], затем у супругов Остен, а теперь только у Генри.
— Месье Генри, hélas[27]! — сказала она и покачала головой, а Джеймс тем временем налил себе в стакан воды и выпил ее залпом. — Он сам на себя не похож. Должно быть, я скоро буду искать новую работу.
— Постыдитесь, мадам Бижен, — с укором сказала Джейн.
— Мадемуазель Джейн, вы ведь знаете, что я не из тех, кто станет ходить вокруг да около.
В комнате повисла тишина — мы с Лиамом переглянулись, и он повернулся к Джейн.
— Могу я подняться к нему? — спросил он. — Я сердечно желаю хоть как-то облегчить ваши тревоги.
Вновь удивив меня, Джеймс прикончил еще один стакан воды и поднялся.
— Извольте, доктор, пойдемте же и сами взглянем на него, а? — Он жестом остановил сестру. — Джейн, не стоит. Ты провела достаточно времени, ухаживая за ним; в тебе душа еле держится. Кассандра здесь, она тебя подменит. — Он с напыщенным видом пропустил Лиама вперед, а затем и сам вышел из комнаты.
Мадам Бижен посмотрела на Джейн и пожала плечами, взяла поднос и тоже ушла.
Джейн тихо выдохнула и опустилась в кресло у окна. Она спрятала лицо в ладонях и затряслась — от смеха, о чем я догадалась не сразу. Совладав с собой, она подняла на меня взгляд.
— Ах, мисс Рейвенсвуд, — сказала она. — Как же редко события складываются так, как нам хотелось бы. И до чего томительной была бы жизнь, если бы только так и происходило.
— Вы сегодня в философском настроении, — отметила я, садясь рядом с ней.
— Определенно. Какова ирония: желаешь оказаться в кругу близких, самостоятельно их вызываешь — и когда они наконец прибывают… — Джейн развела руками. — Я считаю, что Генри сегодня лучше, честное слово, так оно и есть. Но я устроила такой переполох — все вверх дном, все встревожены до предела, — что он теперь должен расхвораться пуще прежнего, дабы оправдать их терзания.
— Но вы подумайте, как чувствовали бы себя, обернись все иначе. Если бы вы не уведомили их, а он…
— В ваших рассуждениях присутствуют логика и здравый смысл — две вещи, отвернуться от которых я не смею. — Она улыбалась. — Не думайте, я не жалею о содеянном — это не в моем духе. — Она ненадолго умолкла. — Просто забавно это, только и всего.
— Ну, как он? — спросила я в карете. Мы снова были без Уилкокса и ехали домой длинной дорогой через парк, несмотря на холодный ветер и сырость: нам нужно было многое обсудить.
— Она права. Ему лучше. Незначительно, но я вижу разницу. И он даже сумел поесть.