— От всей души вам этого желаю.
Шедшие впереди Лиам и Джейн — они были слишком далеко, и мы не слышали, о чем они беседуют, — на секунду остановились и оглянулись на нас. Оба посмотрели на нас с одинаковым выражением, будто трезво оценивая что-то, прежде чем прийти к некоему выводу. Затем они развернулись и пошли дальше.
— Но если позволите говорить с вами откровенно, как друг…
Он схватил мою руку, затянутую в перчатку, и прижал ее к сердцу, отчего мое собственное сердце совершило кульбит.
— Прошу, только так со мной и говорите.
— Я призываю вас соблюдать умеренность в отношении и еды, и напитков. Я не намекаю на обратное —
Я искоса взглянула на него, желая узнать, как он это воспринял. Однако с равным же успехом я могла бы велеть ему обвязать шнурком большой палец или пить настойку молотых жемчужин и улиток; исходивший от меня медицинский совет имел примерно тот же вес — в первую очередь потому, что я была женщиной и по определению ничего в этом не понимала. Хотелось бы мне хоть как-нибудь ему действительно помочь. Он производил впечатление человека, беспечно гуляющего по краю обрыва, и я снова ощутила смесь жалости и вожделения, вогнавшую меня в ступор в тот вечер, когда я спасла Фанни от удушения.
Он лукаво мне улыбнулся.
— А как насчет чая?
— Никакого вреда. Только польза.
— Стало быть, я могу со спокойной душой пригласить вас с братом выпить с нами чаю во вторник. Утром того же дня Кассандра уедет с Эдвардом в Гемпшир, и нашей оскудевшей компании не помешает взбодриться.
Я обрадовалась этому приглашению, но, когда мы прибыли туда, выяснилось, что повод был надуманный: никто в доме на Ханс-плейс не нуждался в приливе бодрости. Джейн и Фанни пребывали в дурашливом и веселом настроении — такими я их еще не видела, — они сидели по обе стороны от мистера Хейдена (Лиам устроился напротив) и, то и дело взрываясь смехом, тихо переговаривались, склоняясь друг к другу и едва не соприкасаясь носами, как пони, прежде чем вновь пуститься в очередную словесную крайность. Их беседа доносилась до меня лишь урывками, но я догадывалась, что обсуждают они мистера Кларка и Карлтон-хаус: Джейн наконец-то назначили дату визита туда.
Я втиснулась в угол — с одной стороны стояла арфа, которую взяли напрокат для Фанни, с другой сидел Генри. Разговор зашел о великолепном рауте в Берлингтон-хаусе, который клуб Уайта устроил там в честь окончания войны с Францией. Как выяснилось, на год раньше, чем следовало, — в тысяча восемьсот четырнадцатом. Из писем Джейн Остен я знала, что Генри побывал там.
— Я прочитала в газете, что раут обошелся в десять тысяч фунтов. Это правда?
— О! Не имею понятия. Очень жаль, что в статье сделали акцент на столь вульгарном аспекте.
Как странно, подумала я, что банкир считает вопрос стоимости чего-то вульгарным, а не интересным. Возможно, это служило частичным объяснением тому, почему дела у него шли неважно.
— Мне запомнилось чувство, что никогда прежде я не видел такого количества счастливых людей в одном месте.
— Небезосновательно. Победа над Бонапартом — это ведь заслуга целого поколения, не правда ли? Вашего поколения.
— Я имею к ней мало отношения, скорее мои братья — морские капитаны.
— Надеюсь, однажды я смогу с ними познакомиться и поблагодарить их за службу королю и отчизне.
ebooksa