– Это решать Крестной Матери.
Он схватил меня за руку и вытолкнул из камеры. Наоко ожидала меня на пороге под зорким взглядом бандита. Ей тоже связали руки, как и мне. Длинные царапины проступали на тонком фарфоре ее щек, на лбу выделялся большой синяк. Однако ее аккуратный пучок остался нетронутым: замысловатые заколки надежно фиксировали его.
Разбойники повели нас по незнакомым кулуарам в новый, импровизированный тронный зал. Как и во время первой аудиенции, Равенна восседала в одеянии сицилийской вдовы на кофре с сокровищами, покрытом тигриной шкурой. Злобные стражники выстроились вдоль стен.
– Вот виновницы, Мадрина,[48] – объявил Джузеппе. – Ответственные в смерти Джиджи и Чезаре.
Сицилийка подняла вуаль, чтобы лучше рассмотреть нас темными, густо накрашенными, непроницаемыми глазами.
– Кто из вас стрелял?
– Я, мадам, – смело ответила Наоко, делая шаг вперед.
– Да, она стреляла, только не в ваших людей! – с криком вмешалась я. – В них стреляли люди с другой стороны: приспешники этого сеньора Серпана. Моя подруга не виновна, она не пролила ни капли Лакримы!
Атаманша подняла руку, унизанную золотыми перстнями:
–
Мои препирания потухли в горле. Адепт медитации и боевых искусств, Наоко, несмотря на внешность хрупкой куклы, действительно прекрасный стрелок и отличный боец. Я сама наблюдала в «Гранд Экюри» ее отшлифованные рефлексы.
– Жаль Джиджи и Чезаре. Но таковы риски работы. Они были им известны. Мы не будем оплакивать их.
Я кивнула, вспомнив суровый кодекс чести Лакримы, который мне объяснил Джузеппе. Ни одно лицо присутствующих не выдало ни малейшей печали, как будто одной вытатуированной слезы достаточно, чтобы раз и навсегда в жизни выразить траур и горе.
– Кроме того, наши братья пали не напрасно, – продолжала Равенна. – В результате перестрелки клиенты убежали, бросив золото. Я его забираю от имени Лакримы: это цена за кровь убитых!
Она указала на джутовый мешок у своих ног, где блестели слитки. На некоторых из них все еще темнели бурые пятна засохшей крови.
– Мы заработали деньги, не отдав заложника, и что еще лучше – получили второго!
Она оглядела Наоко, задержав оценивающий взгляд на драгоценных жемчужных булавках в пучке, на тонком шелковом платье, которое выглядывало из-под накидки.
– Ты стоишь слитков золота, левантинка. Скажи мне, кто ты? Есть ли у тебя родственники, готовые расстаться с деньгами?
– Меня зовут Наоко Такагари. Я дочь японского дневного посла в Версале. – Наоко опустила глаза, слегка скрытые под бахромой черной челки. – Но я не знаю, сколько отец будет готов заплатить за меня.
Подруга не скрывала, что у них натянутые отношения с отцом, не заботившимся о дочери с тех пор, как умерла ее мать при родах. С самого детства и до ранней юности секрет мальбуша не позволял Наоко с кем бы то ни было сблизиться. Даже с родным отцом. Ее тоже можно считать сиротой, как и меня.
ebooksa