Голод

Чем дальше Брайант обдумывал все это, тем крепче убеждался: вот оно! Нашел! Голод, передающийся от человека к человеку. Заболевание, поначалу незаметное – по крайней мере, в некоторых случаях, как с девочкой из ирландской семьи, поголовно пораженной безумием, превратившейся в нечто сродни скорее волкам, чем людям. Вокруг все радовались ее удаче, полагая, будто ей удалось уцелеть, тогда как прочие пали жертвами хвори… пока однажды, спустя много лет, не застали ее склонившейся над соседским младенцем, с измазанными кровью губами и пальцами.

Что же получается? Заразная болезнь, превращающая людей в чудовищ… но некоторым из зараженных удается сдерживать, прятать чудовищные побуждения внутри!

Миг – и Брайант вскочил, сел, обливаясь потом. Теперь-то все становилось ясно как день.

Заразу нес в себе дядюшка Кезеберга.

Так болезнь оказалась здесь. И погубила золотоискателей всех до единого.

Должно быть, Кезебергов дядюшка, подобно той ирландской девчонке, носил заразу в крови – возможно, даже сам о том не подозревая. Именно он принес хворь в эти места полдюжины лет назад, породив вспышку заболевания, не только унесшего жизни его товарищей, но и, как следствие, всколыхнувшего туземные племена, усугубив их древние поверья, вселив страх в обитателей этих гор.

Если все это правда, может статься, его родственники тоже заражены этой хворью… либо обладают некой характерной особенностью, позволяющей ее пережить.

Родственники… к примеру, Льюис Кезеберг.

Разумеется, вероятность всего этого крайне невелика, однако если он, Брайант, прав, всей партии Доннера – да что там партия Доннера, всем, кто находится в данной местности! – грозит опасность. Людей нужно предупредить.

Но тут Брайант замешкался, призадумался: что же дальше, что впереди – не для него, для будущего медицинской науки?

В голове его начало складываться новое письмо.

Глава тридцать шестая

Придя в чувство, Вирджиния еще два дня наотрез отказывалась рассказать, зачем пришла к Доннерам и что случилось у озера Траки. Поначалу Элита решила, будто она просто упрямится, но вскоре из лихорадочных жестов, подмигиваний и прочих знаков, адресованных ей, поняла: Вирджинии не хочется, чтобы об этом узнали взрослые.

Что бы там ни случилось, стеснялась Вирджиния жутко. Даже ночью, наедине, все больше отмалчивалась. Рассказала только о забое коров, о странностях в людях да о драках. И о том, что в первую очередь странности начались среди самых юных, среди подростков и детей.

– Говорят, это такая болезнь, – сказала Вирджиния. Из-за невероятно огромных глаз с виду казалось, будто она постоянно чем-то удивлена. – И вроде бы Мэри Мерфи тоже ей заразилась.

– Поэтому ты и сбежала? – спросила Элита. – Боишься заразиться сама?

На это Вирджиния не ответила. Сказала только, что мистер Стэнтон с мистером Эдди отправились за помощью, но никуда не дошли, а мистер Кезеберг всеми силами лезет в главные. На этом она умолкла, а когда Элита принялась вытягивать из нее подробности, натянула одеяло по самый подбородок и притворилась спящей.

Взрослые принялись спорить, как с нею быть.

– Назад, пока не поправится, отсылать нельзя, – сказал Джейкоб, по-прежнему опасавшийся объяснений с матерью Вирджинии, Маргарет.

– Одну ее в путь не отправишь, а людей у нас едва хватает на то, чтоб нести караул, – напомнила Бетси.