Распахнув старый шкаф, Витя взял с вешалки длинный, почти до пят, прорезиненный плащ и спортивную шапочку с синей надписью «Динамо», накинул Шершню на плечи и натянул другу на голову шапку аж до самых бровей.
— Ну вот, теперь можете идти. На пожарную лестницу не суйтесь, там вас будут ждать. Слева служебный выход, лестница ведет до самого подвала. Спуститесь туда и поверните направо. Идите все время прямо, пока не упретесь в лифт. — Старик поморщился. — Это лифт больничного морга, где я скоро окажусь. Поднимитесь на нем и выйдите на западной окраине у самых ворот. Не бойтесь, они постоянно открыты. Там вас точно никто не будет искать. Ну а дальше… сами.
Шершень повернулся к старику и посмотрел на него ясными голубыми глазами.
— Спасибо вам, — сказал он.
— Дай мне вон тот шприц, — сказал старик и указал на стеклянный отвратительный цилиндр с длинной и толстой иглой.
Витя подошел к столу, с отвращением взял прибор и протянул старику. Тот медленно наполнил его из стакана, затем чуть нажал на клапан. На кончике иглы выступила капля мутной жидкости.
— Хорошо… хорошо-то как… А теперь идите. Проваливайте, — сказал старик и закашлялся снова. Он откинулся на подушку и накрылся одеялом с головой, оставив на подушке лишь едва заметную седую прядь.
— Идем, — прошептал Шершень, не в силах отвести от старика взгляд. — Время не ждет.
Глава 29
У тети Оли в ящике с инструментами нашлась запасная сердцевина. Виктор, получивший кое-какие навыки слесарничанья на зоне, вставил ее в замок, испытал, провернув ключ пару раз и удовлетворенно хмыкнул.
— Сколько примерно до этого… госпиталя? — Виктор не хотел говорить «психбольница», замечание и искреннее удивление тети Оли по поводу того, что он забыл об этом месте застало его врасплох. Он не решился расспрашивать ее подробно, спросил лишь, когда он был там последний раз.
Она снова посмотрела на него так, будто он с Луны свалился — хотя и сама была, мягко говоря, лишь бледным подобием прежней тети Оли — дородной, властной и решительной.
— Что же они там с тобой сделали? — покачала она головой, очевидно намекая на зону. — Впервые мы побывали там… в восемьдесят четвертом. Какой это был класс?
— Шестой, — угрюмо ответил Виктор.
— Да. Похоже на то. А последний раз мы были там, когда ты ходил… кажется, в девятый класс. Да, точно. Девятый. Потом не помню, что случилось. То ли доктора перевели, то ли ты сказал, что сам будешь ездить… в общем, как-то все закончилось. — Она развела руками. — Вообще я была против, если честно. Но твоя мама настояла и мне не удалось ее разубедить. По мне, так ты был самым нормальным мальчишкой во дворе. В отличие от тех же… — она посмотрела на новый замок: — … бандюганов, которые как были бездарными и никчемными, так и остались. Хотя сейчас такие как раз в почете, — она посмотрела на Шарова, будто на что-то намекая, но тот выдержал ее взгляд.
— Послушайте, — вдруг сказала она. — А это не вы случайно… — она выставила указательный палец вперед, словно то, на что она хотела указать, находилось прямо на старой дерматиновой обивке двери, вспоротой прямо в центре каким-то хулиганом. — … там, у Вити на календаре… — она встряхнула головой, и ее тонкие седые волосы в блеклом освещении подъезда взлетели и медленно опустились. Чем-то в этот момент она напомнила Виктору одуванчик, с которого вот-вот слетят последние невесомые зонтики.
Шаров встрепенулся, по лицу его пробежала тень и что-то еще… неуловимое, едва заметное, может быть — радость признания, гордость, мол — вот же, еще помнят, но тут же лицо его снова стало каменным.
— Вы, гражданка, с кем-то меня путаете, — сказал он довольно грубо. — Никогда ни на каком календаре я не был. Вам показалось.
Тетя Оля покачала головой.
— Простите… очень уж похожи. Правда давно это было… какого года календарь у тебя висел, а Витя? Ты все его рассматривал постоянно, да и мне не раз показывал.