Пятая мата

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ребятки! — Олимпиада Степановна пристукнула вилкой по тарелке. — Вы чего сцепились? Ну, петухи… Слушай, Миша, ты уж мне поверь — правильно Романов людей кормит! Тут какая особинка: сплавконтора дает справным участкам годовой план работ… В той же сплавконторе определяют, что задание должны выполнить столько-то человек… Вот на них и отпускаются участку продукты. Ну, планы выполняем, а рабочих-то все меньше, на фронт, в трудармию берут. Вот и создается запас хлеба. Его и выдает Тихон лучшим рабочим, которые за двоих работают. Да они без выходных все лето, в иные дни от зари до зари на реке…

Никольская поднялась из-за стола, принесла чайник и разлила по чашкам густо заваренный шиповник. Сахару каждому досталось по половине кусочка.

Былин, вытягивая губы, дул в чашку.

Учительница повернулась к нему:

— Пей, не морщись, Мишенька. Грузинским после войны угощу… Теперь относительно недооценки… Согласна, недооценил меня Романов. Было пришел с талонами на продукты и раз, и второй, а уж на третий я его натурально выгнала. Пусть знает, что кроме желудка есть у Никольской и понятие о чести, а честь для меня смолоду дорога…

— А-а! — поморщился Былин. — Не объели бы…

Олимпиада Степановна выпрямилась за столом.

— Михаил, ты чего сегодня такой ершистый? Тихона беспрестанно все шпыняешь… Давно сказать намерена, как наедешь в поселок — этаким нехорошим хозяйчиком ведешь себя. Да кто дал тебе право умную бдительность слепой ненавистью подменять?

— Прям ликбез! — ухмыльнулся Былин. Видно, эта ухмылка его задела учительницу, она встала и взволнованно заходила по комнате.

— Не паясничай, Михаил! Я к чему все это говорю тебе. Поднимись над собой, вникни в то, что происходит. Были у нас в поселке люди, преступившие закон. А теперь им Родину защищать доверено. И — защищают! У нас погляди… Вон, Василий Карелин из госпиталя домой едет — две медали. Коля Лютов воюет, Проня Логинов пишет мне, — комсомолец, тоже награду получил!

5

Олимпиада Степановна мыть посуду не стала, отнесла ее в кухню, прибавила огня в лампе и опять присела к столу.

В тишине комнаты мягко, осторожно пробили настенные часы.

— Время-то, время, сколь накачало! — удивился Былин и торжественно откашлялся. — Сразу предупреждаю об ответственности. Тебя особо, Романов, как ты беспартийный. Так вот, значит… Среди вас оказался предатель!

— Это как же понять, Михаил? — тихо смяла напряженную тишину учительница. — Среди кого?

— В поселке у вас! — поправился комендант.

— Кто же это такой?..

— А ваш бывший начальник сплавучастка… Кожаков! — Былин победно вскинул коротко стриженную голову, ждал вопросов, но все молчали. — А я-то думал, что ошарашу вас… — простодушно признался он.

— Да нет, не скажи… — задумчиво отозвалась Никольская, поглаживая скатерть. — Давно он разлагался. Уж и верно: коль смолоду прореха, так к старости дыра… Дважды писала в район. Потом-то узнала, что перехватил Кожаков у Поли письма, понял, что не умолчу. И как это я, старая, погрешила в ту пору на райком, не поехала к секретарю… Ответа на мои письма нет, думаю, не сочли нужным пока разбираться с начальником участка. Только тогда и поднялась, когда Кожаков Сокова утопил. И тут он меня обошел… Приболела, слышу, уж нет его, на фронт ему в одночасье захотелось… Струсил, узнал, что к прокурору засобиралась…

Былин опять вскинул голову с темной челкой волос.

— Так, я закругляюсь, что ли, — теперь он уже заговорил проще. — Учился Кожаков на младший комсостав в Бердске, на фронт бы отправляться, а он деру дал!