Тихон грохнул кулаком по столу:
— Тильзит, вашу мать!
Шумно на Чулыме от людских голосов, от постука уключин, от плеска воды и глухого падения березы в днища широких лодок.
Лодка Кости Кимяева тычется в боковину полузатонувшей маты следом за лодкой Романова. Костя косит веселые карие глаза на начальника, скалит белые зубы:
— Лепим, значит, пирожок… Язишки в запек пошли! Нагуляли жирку за лето, увесисты, дери их холера!
Парень шагает через борт лодки на мату и, наклонившись, пропускает короткую веревку под березовую тюльку. Другой ее конец опоясывает веревкой Никифор Бекасов.
И Романов с Логачевым лезут руками в воду, нащупывают заиленные концы скользкой березы… Дерево сильно наботело, оно и вправду тяжелое. Мужики чуть раскачивают на веревках тюльку, а затем, коротким броском, опускают ее на дно лодки. Кормовщик Виктор Комков и первое носовое весло — Дарья Семикина — придерживают короткими баграми лодку.
Когда десятая тюлька ложится поверх других, Виктор резко кричит:
— Хватит! Борта беречь!
Тихон не обижается на крик. Все правильно. Комков сидит рулевым, и он сейчас полный хозяин лодки.
Начальник с Логачевым бросают под ноги веревки и усаживаются на скамейку плечом к плечу.
— Греби на воду! — опять командует Виктор.
Весла отвесно рассекают тяжелый набег волны, сильно осевшая лодка медленно выворачивает на фарватер.
Взгляд Романова охватист, зорок. Начальник все время приглядывается к работе людей. А Костя, оказывается, глазастый, ничего не скажешь… И впрямь похоже на то, что ровные язевые спинки накладываются на нижнюю корочку квадратных плотов-донок, а затем люди Шворы покрывают серебристые куски рыбы верхней, уже поджаренной корочкой — плотным накатом из сосновых лесин.
«Пирог» наращивается по частям, по квадратным кусочкам. Много дней еще нужно, чтобы приготовить всю громаду маты в сорок метров шириной и двести длиной. «Начинкой» сплавщики уложат тысячу кубометров самой лучшей Чулымской березы. Валили ее лесорубы выборочно, любовно, на двух с половиной метрах комлевой части не сыщешь и единого сучка. Добротный материал получат самолетостроители!
Дружно налегают на весла Романов и Логачев. Слышно, как в напряжении дышит за спиной Семикина — не до разговоров гребцам. И Комкову трудно. С натужной синевой на серьезном лице упирается мужик единственной ногой в выступ кокоры, то и дело машет загребным веслом, выравнивает ход лодки. Фронтовик доволен: дорвался до настоящей мужской работы, пригодился в деле!
— Тихон Иваныч… По какому разряду робишь?
Кимяев опять рядом — осторожно укладывает на донку привезенную тюльку.
Романов внутренне завидует всегдашней, бьющей изнутри, веселости Кости, которая, наверняка, скрашивает жизнь парню и от которой хорошо всем.
— Не бойся, себя не обижу… Детишкам на молочишко хватит! — охотно отзывается Тихон.