Чародей

Да, у него изо рта плохо пахло. Но как это оценить? Дать ему пять баллов из десяти по галитотической шкале доктора Халлы, которую я только что самолично изобрел, и присуждать баллы всем остальным относительно этой оценки? Так я и сделал. Конкурсант сошел со сцены под гром жидких аплодисментов; на сцену поднялась женщина – кажется, одна из официанток, разносящих пиво, одетая в грубую пародию на костюм больничной медсестры, – и старательно протерла мегафон листерином.

Остальных участников я не запомнил. У троих или четверых изо рта пахло, как после эпидемии чумы, и я дал им по восемь или девять баллов. Всего мимо меня прошли семнадцать человек, мужчин и женщин, с нелечеными зубами, больным желудком и, как я заподозрил в одном случае, цингой – что было вполне возможно, поскольку этот участник выглядел как матрос с озерной баржи. Но победительницу я определил не колеблясь: от нее разило лимбургским сыром, хоть топор вешай, а я как будущий медик уже знал, что этот запах связан с запущенным тонзиллитом, переходящим в гнойный. Когда я, изобразив тяжкое раздумье, некоторое время разглядывал свои заметки, а потом сообщил итог коротышке, он пришел в восторг. Эта участница была явным фаворитом, и на ее успех ставили (а может быть, лучше сказать, вешали) большие суммы.

Объявлять победителя должен был я; именно тут я показал Джоку и Дуайеру после всех этих лет. За звание короля или королевы галитоза боролись семнадцать человек; к тому времени как коротышка без пиджака цветисто прокомментировал появление на сцене каждого из участников, все они по очереди уселись на скамью испытуемого и подули в мегафон, и липовая медсестра подчеркнуто тщательно протерла мегафон после каждого; на сцене так разило листерином, что, думаю, и сам великан Блендербор, сытно поужинавший человечиной, не пробил бы облако антисептики своим зловонным дыханием. И в этой дурманящей атмосфере я поднялся, чтобы произнести речь.

– Леди и джентльмены! – начал я. – Первым делом я должен поблагодарить всех участников за проявленный спортивный дух и готовность вступить в сражение в такой, как вы, несомненно, согласитесь, глубоко личной сфере. – (Аплодисменты.) – Ибо это было сражение, уверяю вас. Все участники состязаний, явившиеся пред вами, были весьма достойны. Я чествую их всех – я знаю, что вы тоже их чествуете. Но прежде чем объявить победителя, я попрошу у вас минуточку терпения, так как желаю прокомментировать природу этого состязания. Там, где оно зародилось, так сказать.

Память, дай скорей скрижали![37] Здесь моя необычно цепкая память подхватила меня и понесла, пока я шарил в поисках слов.

– Медики всегда весьма уважительно относились к зловонному дыханию как показателю общего здоровья, а иногда – индикатору конкретной болезни. Но по прошествии времени, с появлением новых диагностических методов представители медицинской профессии стали избегать встречи с дыханием пациента, ибо оно могло быть неприятным. Какой позор! Позор тем, кто заботится в первую очередь о личном удобстве в ущерб точности диагноза. Позор врачу, который не готов на все ради блага пациента! Знаменосцем медицины в вопросе проверки запаха изо рта выступил не кто иной, как великий сэр Уильям Ослер, вероятно наиболее выдающийся медик своей эпохи, и эта борьба длилась до самой его смерти в тысяча девятьсот девятнадцатом году. Сэр Уильям Ослер – он, несмотря на заслуженные награды, которыми осыпали его за границей, и триумфы в Соединенных Штатах, а затем в Англии, где он удостоился посвящения в рыцари его величеством королем, – (краткие аплодисменты), – родился в Канаде и до конца жизни гордо именовал себя канадцем. – (Бурные аплодисменты.) – Именно в соответствии с принципами, очерченными сэром Уильямом, я судил сегодняшнее состязание, чтобы лавры Канады достались лучшим (в смысле зловонного дыхания) канадцам. А сейчас я хотел бы – я знаю, что вы извините мою самонадеянность, – попросить вас приветствовать организатора этого состязания, мистера…

Конечно, я не знал его имени, но это было и не нужно. Раздался гром аплодисментов, и мне оставалось только неслышно бормотать что-то, пока толпа орала, а отдельные зрители выкрикивали: «Старина Пирс! Отлично! Молодец!»

Я мало что знал об ораторском искусстве, а то, что знал, почерпнул из выступлений политиканов, гастролировавших через Караул Сиу перед выборами. Я польстил всем – конкурсантам, организатору и зрителям. Я потряс изношенной погремушкой патриотизма. Теперь надо блеснуть собственным интеллектуальным великолепием. Но как? Я выбрал исторический подход.

– Зловонное дыхание – не новость в истории человечества. Свидетельств этому мало, но я осмелюсь предположить, что, когда мистер Пещерный Житель просыпался утром, отужинав накануне сырым динозавром, миссис Пещерный Житель обнаруживала, что у мужа изо рта плохо пахнет, и требовала, чтобы он пожевал мяты. (Смех, жены тычут мужей локтем под ребра.) О зловонном дыхании говорится мало в каких исторических документах, и мы можем предположить, что оно было чрезвычайно распространенным явлением и не заслуживало особого упоминания. Летописцы Средних веков, – (жена пихает мужа локтем и громко спрашивает: «Средних чего?», и он шипит в ответ: «Ну, в стародавние времена. Генрих Восьмой и эти все!»), – несколько раз упоминают интересующее нас явление. Поскольку, вероятно, мало кто из вас изучал историю Средних веков, я лишь скажу, что летописец Силос Маслянистий отмечает: патриарх Панариций из Каппадокии весьма тяжело страдал этим недугом, но даже его лучшие друзья стеснялись ему об этом заявить. Говорили, что дурной запах исходит от его гниющей души. – (Я ожидал, что это вызовет смех, но слушатели молчат. Вероятно, сухая насмешка подходит не любой аудитории; порой она пролетает мимо цели.) – Но вернемся к сэру Уильяму Ослеру… Не буду читать вам лекции об определениях, данных сэром Уильямом. Любой желающий их узнать может сделать это, сняв с полки собственный экземпляр сочинений Ослера. – (Бесстыдная лесть в адрес аудитории: вряд ли у кого из них найдется дома более полудесятка книг или полка для таковых. Но, как я уже сказал, я слышал предвыборные речи в Карауле Сиу и знаю, что невозможно переборщить с лестью в адрес среднего слушателя.) – Ослер дал подлинно классическое описание fetor oris, начиная с простого неприятного запаха от несварения и связанного с ними катарального раздражения рта, глотки и желудка. Важно отличать этот запах от характерного запаха острого стоматита, одной из основных причин которого является неумеренное потребление табака. За этим нужно следить, ибо он может предвещать pemphigoid stomatitis, который мгновенно переходит в pemphigus vegetans и, как мои ученые слушатели, несомненно, знают, приводит прямо на кладбище. – (Напугать слушателей – тоже неплохой прием. Если восторг на минуту сменится ужасом, ощущения станут только богаче.) – И это приводит нас, как вы, безусловно, знаете – ибо многие из вас уже поняли, к чему я клоню, – к неповторимому запаху pyorrhoea alveolaris, самой распространенной форме зловония изо рта, но от этого не менее достойной предстать на таком состязании, как сегодняшнее. Оно может быть просто выдающимся, уверяю вас – и полагаю, что многие из вас об этом уже знают. Его не следует путать с запахом гнилых зубов, имеющим совершенно иную природу… Далее следуют тонзиллярные воспаления, которые могут привести к чрезвычайно характерному запаху из-за скопления эпителиальных остатков в криптах миндалин. И наконец мы подходим к заболеваниям, которые ни с чем нельзя спутать, – заболеваниям носа, гортани, бронхов и легких, и я рад заверить вас, что сегодня вечером не обнаружил никаких симптомов этих тяжелых недугов. Нет, я могу вас уверить, что все участники конкурса, насколько можно судить по тем проявлениям их организма, которые я имел случай исследовать, находятся в добром здравии. Ибо дурной запах изо рта ни в коем случае не является несовместимым с удовлетворительным общим состоянием здоровья, как мы постоянно убеждаемся на опыте… А теперь, друзья мои, назовем имя победителя. – (По залу проходит шорох предвкушения.) – Я уверен, вы не хотите слушать клиническое описание этого случая, принадлежащего, согласно классификации Ослера, к одной из наиболее редких категорий. Достаточно сказать, что эта вонь – излишне напоминать, что это слово происходит от французского vogne, ибо зловонное дыхание объединяет представителей всех народов, как ежедневно демонстрируют наши политики, – (аплодисменты, свист), – эта вонь одна из наиболее примечательных в моем опыте, и встреча с ней – большая честь для меня как ученого. Итак, без дальнейших прелиминариев, – (зрители обожают, когда их уверяют, что до этого прелиминарии были, и весьма обширные), – прошу победительницу выйти на сцену и получить приз. Номер одиннадцать!

Среди аплодисментов, уханья, свиста и радостных воплей тех, кто ставил на очевидного фаворита, конкурсантка номер одиннадцать двинулась к сцене. На вид я дал бы ей лет пятьдесят. У нее было тупое выражение лица, типичное для тех, кто дышит ртом. Я сунул ей конверт, который, как мне сказали, содержал двадцатидолларовую банкноту, и отпечатанную на машинке грамоту, которую я подписал, засвидетельствовав победу. Подписался я так: «Джейсон Пик, доктор медицины, член Королевской коллегии врачей». И, подумав: «Где наша не пропадала», добавил: «Кавалер ордена Polonia Restituta»[38].

Моя работа была завершена. Зрители получили все, что хотели. Они разбились на группки – одни ставили пиво неудачливым участникам соревнования, другие им сочувствовали, третьи сгрудились вокруг радостной миссис Лимбургский Сыр; насколько я мог судить, ей остались считаные годы, чтобы насладиться своей славой.

Коротышка без пиджака схватил меня за руку: он был из тех, кто не может общаться с человеком, если не хватает его руками.

– Пойдемте, док. Вы справились – просто блеск. Молодца. Присудить награду женщине – это отличный ход. А то девочки вечно ворчат, что мальчики захапывают все себе. Мастерский ход! Но я знаю, что вам сейчас нужно. Пойдемте.

И он потащил меня в захламленную контору в глубине здания, где щедро плеснул в стакан неплохого бренди.

– Это чтобы нос прочистить, – сказал он, и я выпил залпом. Зелье и впрямь оказалось лечебным.

Позже, когда я нашел Дуайера и Джока, они осыпали меня похвалами. Они и не подозревали, что я на такое способен. Я вышел с козыря. Я шутник не хуже их самих. Моя речь была – как бы это сказать – чисто мефистофелевской. И так далее. Но лучшая новость была в запасе у Дуайера.

– Мы окончательно подобрали состав для «Фауста». Ты, Пайк, будешь дублером на роль Вагнера, а также сыграешь маленькую, но приятную роль Ученика в той сцене, где Мефистофель переодевается в Фауста. Зрители просто попа́дают, мальчик мой!

11

Репетициям «Фауста» был нанесен сокрушительный удар, когда Элейн Уоллертон, которой, естественно, дали роль Маргариты, сошла с трамвая на скользкую, обледенелую мостовую и так сильно растянула щиколотку, что ни в коем случае не могла играть. Смятение! Переполох! Бегите, бегите, скажите королю, что небо падает! В кратчайшие сроки, за неделю, дублерша Нюэла Коннор должна была освоить роль. О счастье! Она уже выучила все слова! О блаженство! Она внимательно слушала на репетициях и знает все мизансцены! Она сойдет, хотя, конечно, она отнюдь не mademoiselle Уоллертон.

И впрямь. Она гораздо лучше, хотя никто не желает признать, что дублерша может оказаться лучше примадонны. Но Нюэла Коннор выглядела как невинная девушка, в отличие от Элейн, – та, хоть и добрая душа, девственницей не была никогда. Некоторые женщины уже родятся дефлорированными. Нюэла Коннор была ирландка и приехала в Канаду недавно. Миниатюрная, но не принадлежит к неприятному типу девиц – фарфоровых куколок. Красивая типичной ирландской красотой, с густыми черными волосами и синими глазами под сенью черных ресниц. Что лучше всего, у нее был подлинно прекрасный голос – с очень легкой ирландской интонацией, а не утрированный акцент, как в мюзик-холле. Идеальная Маргарита – для всех, кроме закоренелых уоллертонистов, а их было много. Она была совершенно очевидно умна, но режиссер разговаривал с ней как с дурочкой, поскольку она раньше не играла в театре, а следовательно, по всем законам мира искусства не могла не быть глупой. Скоро стало ясно, что она отлично держится на сцене, и мало-помалу предубеждение против нее угасло.