Вот и получается, что мой новый друг… Винсент Ван Гог.
– Мне она всегда нравилась. – Я не задумываюсь, как странно звучат мои слова.
– Правда?
Он не обращает внимания на то, что я не должна была видеть эту картину раньше. Хотя, говорят, он был слегка сумасшедшим.
Я украдкой смотрю на его левое ухо, затем на правое – никогда не могу запомнить, какое он отрезал. Оба, хвала небесам, на месте. Или
Ван Гог рассматривает свой труд.
– Я рад, что вам нравится. Возможно, вы будете единственной. – Короткий смущенный смешок. – Конечно, не важно, что они подумают. Важно, что они почувствуют.
Он криво ставит картину в центр общего беспорядка, затем встает поодаль, поглаживая бородку и прикусывая губу.
– Надеюсь, вы чувствуете что-то? – Он смотрит на меня, затем отводит глаза, будто ему не хватает смелости удержать взгляд.
– Да, это так. – Пульсирующие звезды в небе картины зовут меня прогуляться до конца мощеной улицы, за кафе, к затемненным зданиям на фоне. – Я бы хотела побывать во Франции и пройтись по этим улицам ночью.
– Я часто думаю, что ночь живее и красочнее дня.
Я ставлю бокал и тарелку, все еще полную деликатесов, на край стола с пиршеством и подхожу к столу с дарами.
– Можно? – Я смотрю на Ван Гога, выражая желание поправить его холст, лежащий криво среди своих собратьев.
– Конечно, конечно.
Я начинаю с «Ночной террасы кафе», но не могу сдержаться и поправляю пару других картин, потом перехожу к книгам и листкам, наброскам и керамике. За минуту я расставила весь стол, будто это витрина в Книжной лавке: асимметричные линии, сбалансированные пропорции, цвета где-то контрастируют, а где-то дополняют друг друга.
Отойдя назад, я склоняю голову набок, напоминая самой себе то, как Ван Гог рассматривал свой шедевр.
– Моя дорогая, вы гений!
Я смеюсь – он не знает, как забавно определение «гений» звучит от него – и пожимаю плечами.