Сумеречный Сад

– Ах, да. Я оставила свою тарелку, – я взмахиваю рукой в направлении стола.

Зачем я это сказала? Если я вернусь с горой еды, он подумает, что я пришла сюда только поесть.

– Пойдемте, – он наклоняет голову в сторону стола, улыбаясь. – По-моему, художник не должен быть голодным.

– Ха! Тогда вам понравится мой выбор.

Я забираю свою тарелку и показываю ему.

Он нагибается, чтобы лучше разглядеть содержимое.

– Это что… гребешки?

Я поднимаю тарелку повыше:

– Попробуйте.

Не поднимаясь, он переводит взгляд на меня, убеждаясь, что я предложила ему еду со своей тарелки. Его голубые глаза так близко, рот не улыбается.

Он пальцами берет гребешок и отправляет его в рот одним укусом. Затем прикрывает глаза и запрокидывает голову, жуя – как Агата, когда она ела канапе.

Да, еда здесь изумительная.

Я наблюдаю за ним, замечаю острые углы челюсти, густые брови, полные губы.

Кто этот человек?

Я различаю легкий акцент в его речи. Что-то европейское – может, восходящая интонация итальянского. Одежда же – блестящая белая рубашка и сияющий черный жилет – могут принадлежать любому времени.

– Великолепные. – Он поворачивается к столу, берет из стопки фарфоровую тарелку и накладывает себе еду, начиная с гребешков.

Мы с Ван Гогом просто загораживали ему путь к еде? Казалось, что незнакомец хотел присоединиться к нашей беседе, но, возможно, он направлялся к столу. Конечно, он на меня заглядывался, но до этого момента не пытался со мной заговорить. Может, я ошиблась.

В голову приходит картинка: Остин за столом напротив меня, опершись локтями на стол и переплетя пальцы, читает мне нотации о том, как я веду дело.

Я стараюсь о нем не думать. С. либо давно мертв, либо игра моего воображения, либо реалистичный сон. Не буду винить себя.

Мужчина возвращается ко мне с полной тарелкой еды, увенчанной куском лосося под корочкой с орехом пекан. Он салютует едой в мою сторону, будто предлагая тост за наше обжорство.