Сумеречный Сад

– Чушь. Если Ч. может приободрить меня, хотя мы встретились только что, я тоже так могу.

Сэм вздыхает, поднимает голову и кивает.

– Окей. Я думаю, тебя тревожит, может быть, ты боишься, что непризнанная работа ничего не стоит. И так как ты по сути своей – художник, ты временами боишься, что это ты ничего не стоишь. Ты хочешь растрогать людей, воздействовать на них своим искусством. Как то, что ты говорил про книги Ч.

Челюсти сжаты в ответ на мои слова, но он не в гневе. Кажется, я задела нерв и он пытается контролировать чувства.

– Тебе нужно вновь познать красоту. Оживить ценность собственного творчества и его места в мире. Не важно, признают тебя – или не признают – другие.

Откуда во мне эти слова? Будто из глубин моей души – я как будто подражаю Диккенсу, но они всегда были внутри меня, а я не прислушивалась.

– Ты расстроен. Ты хочешь сдаться. Но нельзя сдаваться. Миру необходимо услышать то, что только ты можешь сказать.

Он тяжело дышит, поникнув головой.

– Ты важен, С. – Я беру его за руку. Жду, пока он посмотрит мне в глаза. – Я вижу тебя.

Он сжимает мне руку с силой человека, которого вытянули из бездны.

Я пытаюсь улыбнуться, но вместо этого сама всхлипываю.

Хочу остаться так, рука в руке, и не отпускать никогда.

Снова звон бокала из центра Сада.

Наша ведущая простирает руку с браслетами над толпой, словно благословляя.

– Может, вы закончили, а может, нет. Скоро кое-кто споет нам, и вам это очень понравится. – Она поворачивается к джаз-трио. – А сейчас давайте поблагодарим наших друзей, Д, И., и, конечно, Б. за пианино, за доставленное удовольствие.

Раздаются оживленные аплодисменты и пара выкриков.

Женщина постарше за пианино, Б., немного смущенно встает на ноги. Она кланяется на несколько сторон, откуда раздаются аплодисменты.

Диккенс испарился, или, быть может, его увели. Он болтает с группой неподалеку, будто наше время вместе, хоть и приятно проведенное, всего лишь малая часть его вечера.

Сэм тем не менее остается рядом со мной.

Но ненадолго.