Уездный поднялся, встал передо мной, принялся с помощью фонаря внимательно разглядывать мою физиономию, глаза его при этом поблескивали, как блуждающие огни.
Я поднял подбородок и разинул рот.
– Смотри, смотри хорошенько, сановник Цянь, мой подбородок ты должен точно узнать, еще совсем недавно его украшала роскошная борода. А тут во рту когда-то были зубы, такие, что кости перекусывали и железо пережевывали. Бороду мне ты собственноручно выдрал, а зубы Клодт мне пистолетом выбил.
– Если ты – Сунь Бин, то кто тогда тот Сунь Бин, который в тюрьме? Или ты умеешь раздваиваться? – спросил Цянь Дин.
– Не я умею раздваиваться, это вы смотрите и не видите.
– Всем на постах повысить бдительность, главные ворота запереть, внутри управы искать по всем углам разбойников, и живых, и мертвых. Всех сюда в зал, – отдал приказ своим подчиненным Юань Шикай. Большие и малые головы роем умчались вон. – Ну, а ты, уездный, быстро отправляйся за этим своим вторым Сунь Бином, я все же хочу убедиться, кто из них – настоящий, а кто – нет!
Очень скоро солдаты притащили в зал тела четырех нищих и обезьянки. На самом деле сказать «тела» было бы неуместно, ведь почтенный Чжу был еще жив. Из его горла вырывалось клокотание, а на губах цветком хризантемы пузырилась кровавая пена. Сидя в трех ч и от него, я увидел, что его еще не закрывшиеся глаза давали мутный отсвет. Этот отблеск словно стальным острием пронзил мое сердце. Почтенный Чжу Восьмой, брат мой любезный, мы уже двадцать лет дружим с тобой, я хотел в этом году собрать в городе всю труппу
Под лязг кандалов толпа служителей управы доставила в зал Сяо Шаньцзы. В рваном белом халате, кандалы на руках и ногах, все тело в кровоподтеках, губы разбиты, в щербатом рту не хватает трех зубов, глаза пышут огнем… Все его движения сходны с моими, только зубов у меня на один больше. Я про себя невольно изумился, впечатлившись тем, как тонко провел этот спектакль почтенный Чжу Восьмой. Если бы не лишний выбитый зуб, боюсь, и родная мать не признала бы меня.
– Докладываю вашему превосходительству: ваш покорный слуга доставил вам преступника Сунь Бина, – доложил уездный, поспешив опуститься на одно колено.
Юань Шикай и Клодт в изумлении вытаращили глаза.
Сяо Шаньцзы стоял с достоинством, по лицу его гуляла улыбка умалишенного.
– Почему не преклоняешь колена, дерзкий арестант? – сурово вопросил Юань Шикай, ударив деревянной колотушкой.
– Являясь в залы на поклон к вышестоящим, я преклоняюсь перед небожителями и государями. Неужели мне положено склоняться перед такими чужеземными бродячими псами, как вы? – подражая моему голосу, пылко проговорил Сяо Шаньцзы.
Этот негодник был словно создан для исполнения оперы. Как-то по приглашению почтенного Чжу Восьмого я отправился в Храм Матушки-Чадоподательницы, чтобы учить нищих театральным текстам, и оказалось, что многие из них талантом не отличаются, лишь из одного Сяо Шаньцзы могло получиться нечто путное. Я разучил с ним по действию из «
– Братец Сяошань, как ты? Столько лет не виделись! – приветствовал я его малым поклоном.
– Брат Сяошань, как ты? Столько лет не виделись! – Он поднял руки под лязг кандалов и, повторив мои слова, тоже сложил их в малом поклоне.
Надо же, белиберда какая. Целую сценку из «
– Эй, приговоренный к смерти, преклони колени и отвечай на вопросы! – грозно сказал Юань Шикай.
– Я – как бамбук на ветру, скорее сломаюсь, чем согнусь, как яшма в горах, скорее разобьюсь на осколки, чем отдамся вам в руки.
– На колени!