Ангелотворец

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что? – Ворох тряпок подносит к уху ладонь. – Как вы сказали?

– Я говорю, идет война, мадам, в городе разруха.

– О, не сомневаюсь! В мое время там тоже были потаскухи. И юные жеребцы, что не стеснялись домогаться приличных девушек. Безобразие! – Она хихикает.

– Вдова Катун туговата на ухо, – бормочет Сим Сим Цянь, ошарашенный материнским вмешательством и несколько утративший киношный лоск.

– У нас, в Аддэ-Сиккиме, нет потаскух, зато есть слоны. Высоконравственные создания!

– Ничего об этом не слышал, – осторожно отзывается Джеймс Банистер.

– О да. В оке слона заключен великий нравственный урок. Вам, лондонцам, не мешало бы ими обзавестись. В учебных целях! – Она назидательно кивает. – Немцам они тоже не помешали бы, – добавляет Шалая Кэтти. – Будь у них слоны, Европа не угодила бы в такой переплет. Да. Надо написать об этом Джорджу. Или вы за этим и приехали? За слонами? Нет?

– Нет, мэм. Мой Король желает обсудить с вашим сыном государственные дела.

– Государственные дела, ха! Возмутительный вздор! Духовность и нравственность, я вам говорю! Впрочем, помню я одного юношу… – продолжает Шалая Кэтти. – Носил в волосах цветы. Представляете? Англичанин! Постойте, что это были за цветы… Лаванда? Герань? – Она хмурит брови. – Вы меня вообще слушаете, молодой человек? Я говорю: «герань»! Каково, а?

Джеймс Банистер плавно встает, косится на хозяина дворца и учтиво подходит к вдове с приветствиями.

– Его Британское Величество приветствует вас, – говорит он.

– Неужто мой милый Джорджи? Какая прелесть. Вот это был мужчина, не то что некоторые. – Она сердито машет рукой на сына.

– Простите, ваше высочество, позвольте поинтересоваться: быть может, тот юноша украшал волосы цветами жасмина?

Шалая Кэтти сверлит его подозрительным взглядом слезящихся глаз.

– Нет.

– Я спрашиваю: «То был Джасмин»?

– Не смейте повышать на меня голос, молодой человек!

Капитан Банистер молча смотрит на нее.

– Нет, – отмахивается Шалая Кэтти. – Не жасмин. Ромашки, кажется. Да. Совсем безыскусные цветы. Вы мне не нравитесь. Смазливый и совершенно не того склада. Передайте Джорджу, чтобы тщательней отбирал людей. Мой ему совет. – Она встает и шлепком отгоняет его прочь. – С дороги! Вон! Вон! Как вы смеете налетать на меня в моем собственном доме? Неужели мой сын ничего не предпримет? Убийца и слабак – кошмарное сочетание. Заточил меня на последнем этаже дворца, вдали от моих любимцев, всюду охрана, какие-то девки приходят мыть мне ноги, да вдобавок пригласил в гости безумную чужестранку-изобретательницу, и никак не увидеть мне моих драгоценных, моих ненаглядных! А теперь еще вы! Гнусный лондонец мне рассказывает, что все изменилось. Конечно, изменилось! Ничто не вечно! Там сделается красота землею, как и желанье, что владеет мною.[26] Понимаете? Пха! Прочь с дороги, юноша! Я была такой еще до того, как вы появились на свет!

Шалая Кэтти хочет вцепиться в пальто Джеймса Банистера, но промахивается и вместо этого хватает его за пах. И впервые за все это время широкая, коварная улыбка озаряет ее лицо. Она смотрит на человека в военной форме и многозначительно кивает.