Ангелотворец

Сколопендра – Эди нарекла ее Ричардом, – добрых пятнадцати дюймов в длину и толстая, как кровяная колбаса. Расцветкой она тоже омерзительно напоминает кровяную колбасу (сырую). Буэ. В Аддэ-Сиккиме принято убивать этих тварей без раздумий, потому что они омерзительно кусаются. Эди могла бы просто раздавить Ричарда, но тогда труп шлепнется на стражу, те поднимут головы и начнется то, что Соловей называет «адской вздрючкой». Посему она глотает «буэ» и пепелит Ричарда взглядом. Шорх шорх шорх шорх ШОРХ…. ШОРХ ШОРХ ШОРХ мелкаятымразь!

Ричард – уже второе существо за этот вечер, имеющее виды на внутреннюю сторону ее бедра. Первым была полуголая официантка с тарелкой запеченной кошатины. Опиумный Хан предпочитает смешивать удовольствия; пернатые пташки из его персонального борделя забились в экстазе и принялись распевать дифирамбы, когда он снял кафтан и обнажил мускулистые загорелые руки. Эди и сама не осталась равнодушна к этому зрелищу: огненные груши пылали в ее желудке подобно эротическому двигателю внутреннего сгорания. Когда Хан завертел одну из девушек в танго – не танец, а томное и неспешное олицетворение абсолютной раскрепощенности, тра-та-ТА-ТА-ТА, тра та-та таааа ТА! – Эди прошиб пот. Впрочем, ее потливость отчасти была вызвана опасением, что ей тоже придется последовать примеру хозяина и разоблачиться; Сим Сим Цянь к тому моменту полностью обнажил торс (отсюда и опасения: ее собственный голый торс неизбежно вызовет ряд нетривиальных вопросов и комментариев) и стал источать запах лиса в брачный период. Вскоре дело приняло еще более опасный поворот: девица, которая на вопрос о своем имени ответила «К Вашим Услугам», уселась Эди на колени и начала скармливать Джеймсу Банистеру кусочки лебедятины и овощей, щедро политых драгоценными металлами.

Пока он жевал, К Вашим Услугам позволила рукам отправиться вниз (слава богам, что гурии Опиумного Хана обходятся без долгих прелюдий, подумала Эди) и принялась сквозь форменные брюки наглаживать то, что считала его героическим – под стать капитанскому званию – мужским органом. Обнаружив поразительные размеры предмета, попавшего ей в руки, она заметно приободрилась: начала исступленно ласкаться и льнуть к Банистеру, для пущей убедительности обнажая те части своего тела, какие обычно не демонстрируют гостям во время ужина.

К Вашим Услугам была бы неприятно уязвлена, если бы ей сообщили, что свое искусство обольщения она оттачивала на крупном зеленом банане, каковой Эди предусмотрительно засунула в соответствующую зону после своевременного предупреждения Шалой Кэтти. Однако Эди не могла холодно наблюдать за действиями гурии, ибо окаянный банан, повторяющий изгиб ее тела, непотребнейшим образом терся о ее самые чувствительные области. Пусть старания К Вашим Услугам не привели к желаемому результату, простая механика и относительная твердость банана (в сочетании с приятной упругостью) возымели на Эди весьма… иначе не скажешь… стимулирующее действие.

Когда К Вашим Услугам уселась на нее верхом и начала медленно выводить на ее промежности страстные восьмерки, Эди изо всех сил вгрызлась в кусок сиккимской тигрятины и попыталась сдержать стон женщины, которую довел до пика сексуального наслаждения спрятанный в нижнем белье зеленый азиатский плантан. Преуспела она в этом лишь отчасти, но Сим Сим Цянь, к счастью, ничего не заметил, поскольку тоже был занят делом.

Сейчас, в знойных потемках, она не сводит глаз со сколопендры по имени Ричард. Ротовым аппаратом тот удивительно напоминает юного офицера-гвардейца, с которым ей однажды довелось пообщаться в Пимлико. Давай, давай, козявка, ползли сюда. И, опять же, буэ… Тот, первый Ричард был гладко выбрит и гордо воздевал к небу свой монументальный подбородок. Ричардов сын! Эди слегка переносит вес тела вперед и достает из ножен кукри. Ричардов сын подбирается ближе, словно его что-то заинтересовало слева от ноги Эди. В этот момент как нельзя кстати начинают бить часы на башне. Эди резко опускает руку с кинжалом и с тихим хрясь пригвождает Ричардова сына к дереву.

Ха.

Мгновением позже стража уходит, и Эди продолжает подъем. Задирает одну ногу… ага, вот удобный выступ… Подтягивается выше. Спешу к ненаглядной своей, тру ля ля! Надо же, Шалая Кэтти не чокнутая старушка, а наоборот. Соображает только так. В кармане Эди лежит записка с указаниями, куда, как и когда нужно влезть. Она прислушивается: уж не карабин ли стучит по каменной стене, выдавая ее с головой? Нет. Все нормально. Просто на втором этаже кто-то звенит стеклянной посудой. Вперед, вперед.

Пот течет по спине, между лопатками, ноги дрожат. Высота здесь приличная. Эди улыбается и продолжает путь. Хотела послужить отечеству – служи.

Десять минут спустя она влезает в узкое окно. Прямо на нее смотрит самое грустное, самое прекрасное, самое древнее лицо, какое она когда-либо видела.

Шалая Кэтти ждет ее.

VIII

Не в розыске;от таких у девушек одни неприятности;на реке.

Мерсер кладет трубку и переглядывается с Полли, дерзкой секретаршей. Та пожимает плечами. Мерсер хмурится.

– В розыск тебя не объявляли, – мрачно произносит он.

Джо Спорк размышляет о том, как круто изменилась его жизнь за последние двадцать четыре часа, раз он радуется подобным новостям. И что же должно произойти дальше, чтобы эта новость показалась скорее плохой, чем хорошей?

– Значит, я могу вернуться домой?

– Нет. В небе над Парижем был замечен пчелиный рой. И над Берлином. Пасечники встревожены не на шутку: в это время года пчелы не роятся. По Флоренции ходят слухи о диковинном механическом улье. «Декоративная скульптура в Палаццо Лукреция под Фьезоле, которую считали хронометром, заработала спустя почти тридцать лет простоя…» Из Мумбаи доходят похожие сообщения. Дипломаты бьют тревогу. Якобы в Джамму замышляют провокацию в отношении Гилгит-Балтистана – обычное дело, в общем-то, но на сей раз все о ней знают. В Карачи этим очень недовольны. И тут нельзя забывать, Джо, что у всех этих государств есть ядерное оружие. Так что дела плохи. И с каждым днем становятся все хуже. – Мерсер сокрушенно качает головой. – Почему именно пчелы, ради всего святого?! Кто додумался создать настолько замысловатое супероружие?

Не дождавшись ответа от Джо, Мерсер берет в руки чашку и начинает расхаживать по гостиной. Такая у него привычка – усиленно обдумывая какой-то вопрос, он должен ходить туда-сюда, разглагольствовать и потягивать что-то – в идеале горячее – из любимой чашки. Увы, кофе быстро остывает, и время от времени он на это жалуется, намекая, что надо бы что-то предпринять, а потом яростно отражает любые попытки забрать у него чашку. Минимум две его ассистентки уволились после того, как Мерсер чуть не съел их живьем за кражу оной чашки, когда те пытались исполнить его просьбу о свежем кофе.

Джо ждет пояснений. Их нет. Мерсер просто ходит по комнате неровной походкой, устремляя взгляд то куда-то вдаль, то на поверхность своего студеного кофе.

– Мне надо к Джойс, – наконец говорит Джо. – Я должен сообщить о смерти Билли. Полиция не будет ей звонить, потому что она не супруга и не близкий родственник.