– Ты любой ценой хотел избавиться от всех эмоций, сдерживал их, а теперь они тебя захлестывают, – подытожил он, рассматривая меня с нескрываемым интересом. Удивительное дело: в его серебристых глазах зажегся сочувственный огонек. – И все-таки ты должен цепляться за них изо всех сил. Испытывать чувства – это хорошо, знаешь ли. Отстраненность и бесстрастность, свойственные богам, отнюдь не ведут к совершенству, они неизбежно выливаются лишь в несчастья и страдания. Еще ничего не потеряно, Верлен. Сефиза умная девушка. В конечном счете она простит тебя за то, что ты имел отношение к превращению ее в Залатанную. Ведь все дело в этом, не так ли? Здесь кроется причина скрытого напряжения между вами?
Кто бы мог подумать: Гефест говорил совершенно искренне, действительно тревожился за мою судьбу. И он думал, что мои отношения с Сефизой важны, что у них есть будущее. Брат предполагал, что у нас с ней все так сложно из-за того, что я, будучи Палачом, приложил руку к ее наказанию, когда несколько лет назад арестовал ее и отправил в его мастерскую.
В чем-то он оказался прав и все же был очень далек от истины…
Я в изнеможении рухнул на спину и сжал переносицу большим и указательным пальцами. Потом, совершенно сбитый с толку и обессиленный, тихо признался:
– Возможно, однажды она действительно меня за это простит, но никогда не забудет мне казнь ее родителей.
Последовало долгое молчание, затем Гефест глубоко вздохнул и, явно не зная, что сказать, протянул:
– А-а-а…
После чего прочистил горло, очевидно потрясенный моим признанием. Видя, что он глубоко задумался, я прошептал:
– Вдобавок теперь на мне лежит ответственность за первое совершенное Сефизой убийство…
– Все должно было пройти не так, – немедленно откликнулся Гефест. Потом пояснил: – Я уже собирался пустить тебе кровь, но… Случайно ослабил свои ментальные стены, и на миг они исчезли. Страх, паника, не знаю… В общем, отец немедленно воспользовался этим и запустил свои мысленные когти в мою голову – словно только этого и ждал. Мне пришлось бороться, отражать его незримые атаки, чтобы не дать ему прочитать мои мысли… Когда я наконец пришел в себя, Сефиза уже взяла дело в свои руки, рискуя своей жизнью…
– Она невосприимчива к моей силе, – вздохнул я.
Во всяком случае, теперь это стало очевидно.
От слабости мне даже говорить было трудно.
Последовала еще одна пауза – несомненно, Гефест пытался переварить столь невероятную информацию.
Я снова подтянул локоть к лицу, но на то, чтобы подложить его под голову и принять более удобную (и достойную) позу, сил уже не хватило, не говоря уже о том, чтобы сесть.
– В соседней комнате есть свободные койки, – быстро сказал Гефест, резко меняя тему. – Могу тебе помочь устроиться там, если хочешь. Это намного удобнее, чем лежать здесь.
Я вяло покачал головой, будучи не в состоянии даже приподняться, веки стремительно наливались тяжестью.
– Я не собираюсь долго здесь оставаться. Еще несколько минут – и смогу пойти к себе…
Я уже погружался в полудрему, как вдруг в дверь мастерской постучали. Затем я услышал, как брат разговаривает с посетителем, точнее, до моих ушей долетело лишь окончание их беседы.
– Доставьте умирающего солдата в соседний зал, – приказал Гефест. – Посмотрю, что можно сделать.