Симфония времён

22
18
20
22
24
26
28
30

Я повернулась к Верлену и уставилась на него расширившимися глазами, слезы застилали мне взор. Молодой человек молча смотрел на меня, приоткрыв рот – кажется, он онемел от потрясения.

Воспользовавшись нашим замешательством, император оглядел меня с головы до ног, прищурился и состроил разочарованную гримасу.

– Ты совершенно на нее не похожа, – лаконично бросил он.

Потом, мгновенно потеряв ко мне интерес, снова повернулся к сыну.

– Я слишком нуждаюсь в тебе для выполнения Великого Плана, а посему не могу позволить тебе не считаться с моим авторитетом, – холодно произнес он. – Все случившееся – твоя ошибка, ты не оставил мне выбора. Ты немедленно вернешься к исполнению своих обязанностей, Верлен. Сегодня воскресенье, поэтому после полудня, в обычное время я жду тебя в полном боевом облачении для вручения списка осужденных. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь, потому что сегодняшний перечень будет довольно длинным. Вполне возможно, после этого у тебя случится несколько сильнейших приступов, но помни: это неизбежное зло. Хочешь ты этого или нет, у тебя есть обязанности, сын. Ты должен пожинать души и возделывать сад, возрождать землю. Это твое испытание, твоя ноша. Ты не можешь переложить эту работу на других, ибо никогда уже на земле не появится существа, наделенного уникальным, бесценным даром, подобным твоему. Тебе все ясно?

Верлен промолчал. Он смотрел прямо перед собой, на скулах играли от напряжения желваки. Я догадывалась: гнусность этой ситуации его потрясла.

– Полагаю, ты наконец меня понял, – заключил Орион, медленно направляясь к двери. – Пойду, предупрежу твою сестру, что у тебя возникли сомнения касательно вашего с ней союза. В этой области она сведуща больше меня, уверен, ей удастся донести до тебя все выгоды и преимущества этого брака. Не сомневаюсь, она сможет убедить тебя и тоже поможет тебе прийти в себя.

Наконец император удалился, и мы остались вдвоем, а вдалеке по-прежнему звучали пронзительные крики и плач. Я боялась, что Верлен того и гляди впадет в уныние: в его глазах сгустился такой ужасный мрак, что у меня кровь стыла в жилах.

– Уходи со мной, – с трудом выговорила я, не успев толком подумать. По щекам катились слезы. – Не оставайся здесь, не покоряйся ему. Не позволяй ему контролировать твои силы… Убежим вместе, Верлен, прошу тебя…

Он посмотрел мне в лицо и озадаченно моргнул, тьма в его глазах немного рассеялась.

– Он меня найдет, – заметил юноша отстраненным тоном и в отчаянии заломил брови. – Что бы мы ни делали, куда бы ни пошли…

– А потом? – спросила я, дрожащей рукой указывая на витражи. – Неужели может быть хуже?

Молодой человек вздохнул, но не повернул голову к окнам, отказываясь видеть это чудовищное зрелище. Он был не в силах нести еще и этот ужасный груз.

– Нам нужно собраться, – произнес он после недолгого раздумья. Однако вид у него был неуверенный и озабоченный, на лбу пролегла морщинка. – Нужно все обдумать, выработать четкий план, решить, куда мы отправимся…

Верлен осекся, сжал переносицу большим и указательным пальцами и тихо, досадливо застонал. Затем пробормотал:

– На самом деле я даже не знаю, не окажешься ли ты в еще большей опасности, если будешь рядом со мной… Возможно, будет лучше, если…

– Верлен, подожди, – резко перебила я его. – В любом случае я нигде не буду в безопасности. Уже занимается день, нужно торопиться!

В дверь покоев снова постучали. На этот раз стук был очень тихий – пожалуй, мы вообще не услышали бы его, если бы не окутавшая Собор сонная утренняя тишина.

Глава 40

Олимпия

Олимпия лежала на боку, скорчившись на самом краю широкой кровати, блуждала равнодушным взглядом по роскошной спальне и старалась подавить подступавшую к горлу тошноту. Каждый предмет обстановки являл собой подлинное произведение искусства, бесценный раритет. Мраморный пол, толстые шторы из драгоценной материи, поблескивающие хрустальные люстры. Многие вещи были инкрустированы драгоценными камнями, покрыты позолотой, и все это искрилось, переливалось, вызывая у девушки чувство безмерного отвращения.