Занимался рассвет, но Олимпия не могла сдвинуться с места. Она словно застыла, не в силах встать и отправиться в покои бога Тиресия, где ей надлежало прислуживать. Девушка чувствовала себя совершенно опустошенной, казалось, стоит ей шевельнуть хотя бы пальцем, и она просто рассыплется в пыль.
Олимпия скосила глаза и посмотрела на светлую, почти белую прядь, сухую и ломкую, ниспадавшую с ее плеча.
В конце концов она все же позволила матери испортить свою густую, шелковистую, темную шевелюру, осветлив ее.
У Олимпии даже не получалось пожалеть о погубленных волосах. В конечном счете это просто незначительная деталь… Все остальное тоже не важно.
Ее тело – это тоже не более чем деталь, как и вся ее жизнь.
Через два дня после разговора со своей преподавательницей игры на скрипке Олимпия наконец решилась сообщить Марсии, что хочет отказаться от брака с верховным прелатом Фаустусом. Это известие вызвало у матери сильнейший нервный припадок. Марсия пошатнулась и рухнула на пол прямо на глазах дочери и слуг, погрузившись в глубокий обморок. Лишь час спустя она пришла в себя, после того как один из дворцовых лекарей сунул ей под нос какое-то химическое средство с очень резким, неприятным запахом.
Затем мать Олимпии долго рыдала, неустанно повторяя, что их семья не переживет нового унижения. По ее словам, разрыв помолвки с таким важным человеком, как Фаустус, – это просто самоубийство, в социальном и в буквальном смысле. Марсия полагала, что последствия этого разрыва будут беспрецедентными.
Олимпия до сих пор слышала, как мать обвиняющим тоном кричит, мол, дочь хочет, чтобы их выставили из дворца, чтобы они вдвоем умерли от голода, после чего их тела, лежащие в одном из узких переулков Стального города, покроет пепел. А в лучшем случае они станут проститутками в каком-то бедном квартале.
Вначале Олимпия думала, что сможет выдержать этот натиск и не сдаст свои позиции, что покинуть Собор вовсе не плохо – в таком случае она могла бы попробовать отыскать Альвина, своего прежнего преподавателя музыки. Постепенно многословные жалобы Марсии и ее зловещие предсказания относительно будущего их самих и всей их семьи становились все суровее, и в итоге она приравняла поведение дочери к некоему бунту против установленного порядка и напомнила о возможных наказаниях…
Мысль о том, что ее могут сделать Залатанной, если она осмелится оскорбить верховного прелата, была не такой уж абсурдной – Олимпия прекрасно это знала. Получив отказ, Фаустус наверняка посчитает себя униженным и смертельно оскорбится. Стоило только подумать о том, что этот жестокий и могущественный человек примется ей мстить, как тут же по спине девушки пробегал холодок.
Поэтому, как и ожидалось, Олимпия отступилась. А что еще ей оставалось делать?
Конечно, она могла бы обратиться к Сефизе и попросить у нее помощи, но какой вес имела при дворе фаворитка Тени? Разве она смогла бы защитить свою ученицу от столь высокопоставленного недруга? Более того, разве это что-то изменило бы? Что бы ни говорила юная скрипачка, отмена свадьбы привела бы к страшным последствиям, так что лучше терпеть и выйти замуж.
Итак, Олимпия успокоила мать и несколько раз пообещала, что не станет поднимать шум, наоборот, будет нежной и приветливой со своим женихом до самого дня свадьбы. Как только Фаустус назначил дату бракосочетания, которое должно было состояться в тронном зале, Марсия сразу же посоветовала дочери немедленно уступить настойчивым ухаживаниям верховного прелата. Она искренне считала, что это станет своего рода гарантией для обеих сторон – не говоря уже о том, что, получив от невесты желаемое, Фаустус, несомненно, проявит щедрость по отношению к семейству Туллий…
Олимпия вздрогнула, лежа на холодных, как лед, шелковых простынях, она промерзла до костей. Девушка удивилась, что пустая скорлупа, в которую она превратилась, не рассыпалась на куски от этого движения. У нее за спиной Фаустус громко храпел, его обнаженное тело находилось всего в паре сантиметров от нее.
Теперь Олимпия принадлежала ему целиком, во всех смыслах этого слова. Ее желания, ее личность не играют ровным счетом никакой роли. Отныне она будет тем, что этот человек пожелает из нее сделать. Это ее роль. Ее долг…
Накануне вечером Олимпия наконец смирилась и сделала то, чего хотел от нее верховный прелат. Сделала то, чего все от нее ждали. Позволила своему жениху то, чего тот так долго добивался. В итоге Фаустус совершено забыл об обычном наказании. По крайней мере, на этот раз ей не пришлось терпеть порку хлыстом, на ее спине не осталось кровоточащих отметин. В конечном счете все не так уж и плохо, верно?
Удовлетворив требования Фаустуса, Олимпия осталась у него и провела ночь в его постели, однако ни на секунду не сомкнула глаз – ее дух пребывал в смятении, и заснуть ей не удалось.
Девушка ощутила движение позади себя и тяжело сглотнула. Она не хотела говорить с женихом, ей нечего было ему сказать…
На ее голое плечо легла рука верховного прелата. Матрас прогнулся, и горячее дыхание обожгло Олимпии затылок. Фаустус прошептал:
– Привет, моя красавица. Поздравляю, вчера вечером ты была на удивление послушной. Я решил освободить тебя от утренней службы – тебя не накажут за прогул, не сомневайся. Благо у тебя есть жених, которому ты нужна прямо сейчас…
ebooksa