Он потянул ее к себе, пытаясь заставить повернуться и придвинуться к нему, но Олимпия отшатнулась.
– Не трогайте меня! – воскликнула девушка. Слова вырвались у нее сами собой, прежде чем она успела хорошенько подумать. – Больше не прикасайтесь ко мне!
– О, спросонья ты любишь покапризничать? – игриво протянул верховный прелат, крепче сжимая ее плечо. – Нестрашно. Знаешь, мне это даже нравится…
Он силой подтащил ее к себе и прижал к матрасу всем своим немалым весом.
В этот миг Олимпия поняла, что не может этого принять, что лучше умрет, чем проведет остаток жизни, терпя физическую близость этого жестокого, отвратительного типа.
– Я сказала нет! – воскликнула она.
Собственный голос прозвучал так глухо и решительно, что Олимпия поразилась: неужели эти слова слетели с ее губ? Решение принято, она больше никогда не согласится отдаться этому человеку.
Фаустус фыркнул от смеха, наблюдая за ее отчаянными попытками освободиться. Олимпия отбивалась все яростнее, ее охватил гнев, заставив забыть обо всем остальном. Последствия больше не имели ровным счетом никакого значения, остался лишь настоящий момент и борьба за то, чтобы вырваться из лап этого монстра.
Девушка пнула верховного прелата коленом в бедро, а тот в ответ выкрутил ей запястье. Затем, ослепленная гневом и страхом, она изо всех сил укусила жениха за плечо, так что на его коже отпечатались следы зубов и выступили капельки крови. Фаустус взревел и влепил Олимпии крепкую пощечину.
Выставив руку в сторону, девушка нащупала первое, чего коснулись ее пальцы, – стоявшую на прикроватной тумбочке бутыль с водой. Крепко сжав горлышко сосуда в кулаке, она из последних сил ударила Фаустуса по лысой голове, так что стеклянная бутылка разбилась, а все ее содержимое пролилось на простыни.
Верховный прелат схватился за темечко, потом поднес руку к лицу и тупо уставился на красную жидкость, запятнавшую его пальцы. Затем его выпученные от ярости и боли глаза обратились на Олимпию.
– Как ты смеешь, грязная потаскуха?! – рявкнул он и обеими руками вцепился девушке в горло, так что большие пальцы давили на гортань. – Я научу тебя уважению, уж поверь!
Олимпия крепче сжала горлышко бутылки и со всей силы вонзила острый край в мягкую плоть Фаустуса, точно между шеей и плечом. Потом она яростно взмахнула своим импровизированным оружием, рассекая шею под двойным подбородком. Из раны хлынула тонкая, мощная струйка крови, забрызгав лицо Олимпии. Изо рта верховного прелата вырвалось отвратительное бульканье вместе с длинными струйками розовой слюны.
Олимпия лихорадочно оттолкнула его и наконец сумела встать с кровати. Она в ужасе наблюдала, как жених корчится на матрасе, зажимая рану одной рукой и размахивая другой, словно призывая девушку на помощь.
Прошла целая вечность – а может, всего пара секунд, Олимпия не могла бы утверждать наверняка, – и в конце концов Фаустус рухнул на простыни и замер. Только тогда девушка осознала, что дрожит с головы до ног, в глазах стоят слезы и что она застыла посреди комнаты совершенно голая, вся в крови человека, которому только что перерезала горло.
Она поспешно зажала рот обеими руками, пытаясь сдержать рвущиеся из груди крики и рыдания.
Слуги верховного прелата сейчас находятся в нескольких метрах отсюда. Их разделяет всего одна стена.
Олимпия только что совершила убийство.
И ее жертвой стал не простой человек…
Орион узнает о ее преступлении, о гневе и ярости, переполнивших ее душу, и она умрет на Дереве пыток – в этом нет сомнений. Ее насадят на острую пику уже сегодня вечером, потому что сегодня последний день недели.