Кинжал Клеопатры

22
18
20
22
24
26
28
30

По правде говоря, ей очень хотелось проводить с ним больше времени. Но в глубине души она слышала голос своей матери: «Мужчины не ценят того, что достается им слишком легко. Заставь их стремиться завоевать твое расположение». Элизабет обычно не уважала взгляды своей матери на подобные вещи, но ее влечение к доктору Джеймисону также заставляло ее опасаться слишком быстрого развития ситуации, которую она не могла контролировать. До нападения ей нравилось находиться в присутствии мужчин, но теперь она чувствовала тревогу и страх, которые были для нее внове.

– Если хотите, можете вызвать мне кеб.

– Я так и сделаю, но настаиваю на том, чтобы проводить вас до двери. Сделать меньше – значило бы нарушить свое обещание мистеру Аккерману. Его сестра и так, похоже, не особенно хорошо ко мне расположена.

– Не принимайте это близко к сердцу – она, кажется, необычайно подвержена своим настроениям.

– Вы давно ее знаете?

– Всего несколько дней. И все же она довольно проницательный собеседник.

– Надеюсь, вы не думаете, что я слишком увлечен вами.

– Нет, но мы еще мало знаем друг друга.

– Значит, я все еще могу все испортить.

Элизабет улыбнулась.

– Судя по тому, что я видела, вы не производите впечатления человека, который все портит.

– Я еще могу вас удивить.

– Я рассчитываю на это, – сказала она, когда они вышли на улицу. – А пока, однако, я была бы вам очень признательна, если бы вы нашли мне кеб.

Джеймисон протянул руку, и тут же перед зданием остановился экипаж.

– Вот, видите – он ждал нас, – сказал доктор, открывая перед ней дверь. – Стайвесант, пожалуйста, – сказал он кучеру.

Элизабет узнала того же худощавого молодого кучера со шрамом, который подвозил ее ранее, запрягая того же величественно шагающего гнедого мерина. Когда она забиралась внутрь, ей показалось, что она услышала неподалеку тихое уханье совы. Этот звук заставил ее вздрогнуть, и она плотнее запахнула плащ, когда Джеймисон устроился рядом с ней. Стук по крыше кеба, удар кнута, цокот копыт по булыжнику, и они умчались в глубокую и непроницаемую ночь.

Глава 43

Стоя на Уотер-стрит и вдыхая запах рассола и морских водорослей, он смотрел на трехэтажное здание, в котором когда-то размещался самый известный в городе ринг для животных боев – «Крысиная яма» Кита Бернса. Он вспомнил, как наблюдал за негодяями, проходимцами и политиками, приходящими и уходящими, когда тем заблагорассудится. Невзрачное кирпичное здание почти не изменилось, хотя самого Бернса уже десять лет как не было в живых. Вывеска над дверью гласила, что это зал для спортсменов, но попытка выставить его напоказ была одновременно смехотворной и отталкивающей. В том, что происходило в этих грязных стенах, не было ничего «спортивного» – это была бойня в чистом виде. Никто из завсегдатаев не называл его «Спортивным залом». Он был известен либо как «Зал Кита Бернса», либо так, как назывался ранее: «Крысиная яма».

В детстве он был одним из мальчиков, которых Бернс нанимал ловить крыс, оплачивая за каждую по двенадцать центов – королевская сумма для маленького ребенка. Конечно, он слышал, что там происходило, но одно дело слышать о чем-то и совсем другое – испытать это на себе. Однажды днем, забредя туда, он пришел в ужас и отвращение при виде терьера, примостившегося в центре вонючей ямы и быстро избавляющегося от паразитов. Схватив крысу за шею, собака убила ее одним или двумя укусами, сломав животному позвоночник, прежде чем бросить ее обмякшее тело в окровавленную кучу туш, выстилающую стену вольера. Ряды деревянных скамеек окружали яму со всех сторон. Кричащие зрители нависали над рингом, подбадривая терьера, энергично убивающего крыс. Запах пота и кровавой бойни смешивался с алкогольными парами, такими густыми, что воздух становился желтым.

Это зрелище настолько оттолкнуло его, что он повернулся и выбежал из помещения. Он больше никогда не помогал Киту Бернсу ловить крыс для его нечестивого «развлечения». Возможно, терьеров и разводили для того, чтобы они сворачивали крысе шею, но он не хотел в этом участвовать.