Не зови волка

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я знаю.

Рен не вела себя как человек. И даже не чувствовала себя человеком.

Может быть, в этом были виноваты люди. Возможно, именно они заставили ее стать такой, какая она есть, подкрадываясь из темноты и бросаясь камнями. Они звали ее чудовищем и винили в каждой смерти. Они так боялись, что превратили ее в легенду – и она почти им поверила. Вполне вероятно, именно люди сделали ее такой: девочкой с обломанными ногтями и острым языком.

А может, монстры были виноваты в том, что отрезали ее от окружающего мира. Они вынудили ее сражаться за лес изо дня в день. Или вина лежала на короле с королевой, которые бросили ее одну во враждебном мире.

А может, это была только ее вина.

Она напала на Якуба. Она подвела Риша. Кожмар погиб. В ее отсутствие стржиги приблизились к городу, а она даже не хотела об этом думать, потому что была одержима погоней за драконом. Весь проклятый лес сгорал в золотом пламени, а она только помогала ему гореть быстрей. Это была ее вина. И только она должна за это отвечать.

– Я была плохой королевой, – сказала Рен отрывистым дрожащим голосом.

Подняв взгляд, она увидела жалость в глазах Бабы-яги.

– Ты сражалась с чудовищами семнадцать лет, – сказала старуха.

Рен покачала головой. Она осознавала, что бестелесные руки моют посуду и что Лукаш лежит на кровати в другой части комнаты. Она осознавала свою вину, которая обжигала ее изнутри, разливаясь по венам.

– Я проиграла, – сказала Рен.

– Мы все проиграли, – сказала Баба-яга. – Их слишком много. Ты думала, они подчинятся твоему правлению? Это дикий, озверевший ураган, а ты – единственная, кто стоит у него на пути. Что сделали люди? Они спрятались, сдались. Жители городов опустили руки. О, конечно, они пишут статьи и книги, а иногда даже обсуждают это в своих парламентах. Но они запечатали это место и назвали его «забытым», а все потому, что сами решили его забыть. Пока люди этого мира прятались, ты сражалась.

Возможно, Баба-яга была права. Такую мысль было куда легче принять. Было проще посчитать людей самодовольными существами, отрицающими очевидное. Сказать, что они рисуют линии на песке и никогда их не переступают. Она вспомнила слова Лукаша:

«Я не думаю, что ты животное. Я не думаю, что ты чудовище. Я никогда так не считал».

Он не называл ее животным, чудовищем или даже человеком. Он никогда не вешал на нее никаких ярлыков.

– Мы с тобой должны помочь друг другу, – сказала Баба-яга, нарушив тишину, и убрала редкие волосы обратно под платок. – Мы похожи. Не совсем люди – не совсем чудовища, но при этом невероятно могущественные.

Рен посетило знакомое чувство. Кто-то другой посреди пустыни, наедине с пугающими тенями.

В отличие от нее этот кто-то никогда не знал Лукаша.

– Они называют нас чудовищами, – сказала Рен.

Девушка вспомнила, что Якуб говорил о предрасположении ко злу. Она вспомнила, как орды стржиг, растерявших все человеческое, вместе выходят на охоту. Ведь они умирали почти так же, как жили. Такие хрупкие, такие изменчивые. Такие внушаемые.