– А ты подлец. Я и не подозревал, какую змею…
– Если говорить о подлости, не смею с тобой соперничать, Войцех. Если ты так уверен, что твоя пациентка опасна, зачем ты подселил к ней здоровую, хоть и излишне религиозную, девушку? Она ведь проходит формальное обследование, я смотрел ее карту. Хотел запугать, чтобы первой призналась в обмане? Вот это я называю подлостью.
Голоса замолкают, но их обладатели все еще рядом. Между ними потрескивает разрядами напряжение.
– Нет, я поверить не могу, что ты сам пошел на сделку с этой истеричной актриской!
– Войцех, тебе прекрасно известно, что пани Тернопольская вовсе не страдает истерией. Это несчастная мать тяжело больного ребенка. Только и всего.
Ребенка? Меня? Я – ребенок?! На этих словах я окончательно прихожу в себя.
Насколько я могу разглядеть из-под ресниц, я в собственной палате. Фаустины рядом нет. Но дверь приоткрыта, и я вижу рукав врачебного халата и плечо. Рихтер стоит спиной ко мне, будто загораживает от собеседника, пана Пеньковского.
– А что, если они обе абсолютно нормальны? И послушница, и Магдалена с ее призраками?
– Ну конечно, – едко отзывается Рихтер. – Безумия вообще не существует, все только и ждут, что ты взмахнешь ножницами и перережешь лишние нитки.
– Я хоть попытаюсь. Это лучше, чем травить всех без разбора снотворным и наказывать водой и электричеством.
От этих слов пана Пеньковского у меня щиплет глаза и перехватывает горло. Господи, пусть мне поможет именно он!
– Ты фанатик, знаешь об этом? – уже устало произносит пан Рихтер.
– Пусть так. Фанатики двигают мир вперед.
– Назад толкают тоже.
Перед тем как уйти, оба заглядывают в приоткрытую дверь, но я дышу ровно и не выдаю себя. Только одна слезинка предательски скользит по виску и ныряет в волосы.
Когда Фаустина с другими пациентками возвращается с прогулки, первым делом спрашиваю ее, не говорили ли обо мне другие больные. Но она не понимает вопроса:
– А почему они должны были говорить о тебе? Что ты такого натворила?
– Ну я… Я почти не помню.
– Ты подавилась, закричала, а потом повалилась на пол. У тебя падучая?
– Эпилепсия? Нет, нет. Или… я не знаю.