И тут я поняла, что она ничего не умеет. Я не чувствую ни расслабления, ни приятной тяжести, мои мысли не откликаются на ее зов. Я поняла, что Тереза может только говорить то, что люди хотят услышать, в остальном же она полный ноль. В тот миг я перестала ее бояться.
– Мы могли бы крепко подружиться, деточка. Тебе ведь нужна…
– Нет. – Я захлопнула толстый том с намерением прищемить Терезе пальцы, но та вовремя отдернула руку. – Мне не нужна ни фальшивая сестра, ни фальшивая мать. И мачеха, которой важны только деньги моего отца, мне тоже не нужна. Меня вам не обмануть, мадам. Всего доброго.
Ее перекосившееся после моих слов лицо вдруг приняло выражение, которое я не смогла расшифровать. Она промолчала, а я наконец отправилась восвояси.
Спустя еще пару дней ко мне пришла Мельпомена. Надо признаться, я совсем забросила ее, погрузившись в опыты с гипнозом. Стоило бы общаться с ней больше, втереться в доверие по-настоящему. Но, узнав от нее все, что Мельпомена знала сама, я с ней заскучала. Такая взрослая, а в голове ни единой здравой мысли. Подумать только, она серьезно пыталась убедить меня, что в доме обитают духи его прежних обитателей – моих предков и даже моей мамы.
Мельпомена говорила, что дом будто заговорен на несчастье, а неуважительное отношение к духам злило их, и потому они насылали на дом все новые и новые несчастья. Именно усмирение духов и стало поводом притащиться к нам домой и поселиться здесь надолго. Потому‑то Мельпомена и закатывала глаза то в одной комнате, то в другой, оседала на пол и билась там, пока вокруг нее чертили круги и жгли в медных чашках тибетский можжевельник.
В тот день Мельпомена выглядела странновато даже для нее самой. Она устроилась на корточках в углу моего кабинета и вытянула перед собой длиннопалые сухие лапки, покрытые сетью лиловых нервных пятен. Она напоминала третью восковую фигуру, в компанию к Якубу и Янине. Два чрезвычайно удачных экземпляра махаона привычно полетели на ее приторный парфюм и устроились на пушистой светлой шевелюре, растекшейся вокруг нее по полу. Умей я рисовать, рисунок получился бы занятный. Вот только перед глазами теперь стоит другая картина.
Когда она бывала молчалива, я не обращала на то особого внимания, просто занималась своими делами, пока Мельпомена приходила в себя. К чему мне было изменять традиции? Она в своей кататонии (это слово я нашла в одной из книг Вика), а я в своих заботах.
Через какое‑то время Мельпомена отмерла, но не вполне. Неслышно она подошла ко мне со спины и положила свои невесомые руки мне на плечи.
– Ну что? – отозвалась я раздраженно.
Мельпомена ответила не сразу, чем порядком взбесила меня.
– Чего тебе?
– Ты ведь не веришь ни единому моему слову, да?
Я разозлилась еще больше. Мельпомена пришла в настроение, когда ей нужно залезть мне в голову со своими переживаниями.
– Верю, когда ты не несешь ерунды.
Мельпомена драматично завздыхала. Хотела, чтобы я начала ее расспрашивать, но у меня не было на то ни малейшего желания. Из ее уроков я взяла все, что могло бы мне пригодиться, все, что имело отношение к реальности. Остальное же было из области сказочек для всех этих олухов, что платили ей и Жюлю за представления. Я не видела смысла в том, чтобы и дальше потакать ее странностям.
– Тебе стоит поверить мне. Один-единственный раз.
– В чем же? – Я развернулась к Мельпомене лицом. Ее волосы были усыпаны бабочками, и каждая ритмично покачивала крылышками. – Говори, пока я слушаю.
– Я отыскала ее. Она вышла на контакт.
– Кого отыскала, кто вышел? – Кажется, я совсем невежливо закатила глаза.