Глупая, глупая, глупая!
Но отец, он… Он будто услышал именно то, что и хотел. Возможно, надежда вновь услышать маму, поговорить с ней отравляла его ум слишком долго, а потому он подался вперед всем телом, с жадностью ловя каждый фальшивый звук.
– Марта! Марта, это ты?..
– Я, мой дорогой, мой Войтек…
Отец всхлипнул. Его сломали.
Тереза, видя, что сцена затухает, стала задавать Мельпомене вопросы, на которые якобы могла ответить только моя мама. И каково же было мое возмущение, когда это оказались те же истории, что отец рассказывал мне в моем кабинете, усыпленный чаем, бабочками и покачиванием кулона в моих еще неумелых пальцах! О знакомстве, о свадьбе, о рождении детей. Те же детали, те же самые драгоценные воспоминания, которые я извлекла из его памяти по праву наследницы, – они были украдены, чтобы ввести его в заблуждение!
В тот момент я была почти готова выскочить из своего укрытия, вопя во весь голос: «Они лгут тебе, тату, лгут!», но я не смогла заставить себя пошевелиться. Мной овладело странное оцепенение. Почти такое же, как когда я рассматривала застреленного отцом оленя и жирных мух, лакомящихся его засохшей кровью и слюной. Отвращение и интерес – вот как можно описать это чувство честнее. Мне было жаль мертвого оленя, мне жаль своего иссушенного горем и развратом отца. Но…
– Мне холодно, любимый… – жалобно простонала Мельпомена, запрокидывая голову.
– Так бывает с теми, кто ушел раньше срока, – свистящим шепотом подхватила Тереза, Жюль с важным видом кивнул в знак согласия.
Гнусные трюкачи! Готовы даже сломать собственный ритуал, лишь бы добиться желаемого. Мельпомена говорила, что никто не должен перебивать медиума.
– Мне так холодно… – повторила Мельпомена, перекатывая голову от одного плеча к другому. – Согрей меня, любовь моя… Дай хоть каплю тепла и жизни… Мне нет покоя, вокруг лишь тьма и лед… Я оставила тебя…
– Боже, Марта! Тереза, что же мне делать? – взволнованно воскликнул отец.
– Холодно, – продолжала скулить Мельпомена не своим, но и не материным голосом.
– Она страдает! – вскричал отец хрипло.
Тереза решительно разорвала круг, разняла руки с соседями. Но ритуал поразительным образом не прервался, кто бы мог подумать! Вместо этого Мельпомена встала и поднялась на цыпочки, якобы приподнятая в воздух. Какая‑то женщина истерически взвизгнула.
– Марта не уходит! – очень остроумно отметил месье Жюль. – Ее дух по-прежнему в теле медиума!
– Войтек, иди ко мне!
– Пан Роговский, – спокойно и взвешенно произнесла Тереза. – Лишь один раз я наблюдала подобное в своей практике. Это исключительная сила духовной связи, высокое проявление истинной любви… Ты должен дать духу Марты то, чего она так долго ждала в мучительном одиночестве эфира.
– Чего же? – пролепетал отец, не отрывая глаз от изогнувшейся и все еще балансирующей на цыпочках Мельпомены.
– Согрей ее, Войтек. Согрей, как живую.