Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры

– А целиком?

– Я не… не знаю.

Почтальон вскинул голову, которую успел склонить к каким‑то скрытым от меня записям.

– Как это так? Не знаете, как зовут вашу родную тетю?

Щеки и уши начало нестерпимо печь. Во рту пересохло. Я продолжила вдохновенно врать:

– Понимаете, пан почтальон, мои мама и тетя никогда не были близки. Можно даже сказать, они были в большой ссоре. А после того, как тетя вышла замуж за пана Новака, ее имя вообще перестали произносить. Потому я его и не знаю…

Почтальон задрал брови и крякнул:

– История-с, однако. Дела семейные…

– Да-да, – нетерпеливо отозвалась я. – Так вы мне поможете? Маменьке с каждым днем все хуже, сестры должны повидаться.

Надеюсь, мама меня простит. Ну, она же не узнает, что я здесь наплела? А за ее здоровье я очень сильно помолюсь сегодня перед сном. С этой мыслью я скрестила пальцы в кармане пальто.

– История-с, – повторил почтальон. – Вот только ничем не могу помочь.

– Как?! Вы разве…

– Я не могу вам помочь, потому что ни минуточку назад, ни час, ни два – никакой пани Новак здесь не было.

– Но она была! – Голос у меня сорвался с просительной ноты на капризную, совсем гадкую. Я осеклась: – Я видела тетю своими глазами, она вышла отсюда, прижимая к груди большой конверт со штемпелями и марками.

Почтальон снова покачал седой головой:

– Обознались вы, видать. То был другой человек, не ваша пани Новак.

Внутри все оборвалось.

– И как ее звали?

– Сейчас гляну… Большой почтовый пакет, международное отправление… Виктория Роговская, вот! Но адрес ее я вам, разумеется, не сообщу.

Безумица IV