Да, я совсем забыла упомянуть одну немаловажную деталь – мы у меня дома. Вот так. Сюрприз-сюрприз, Магдонька. После стольких месяцев под действием препаратов и очаровательных процедур я вернулась домой. Будучи при этом официально мертвой для этого проклятого мира…
Черт, нет, если я буду думать об этом, это только усугубит мое и без того шаткое состояние. Поэтому я не стану думать об этом сейчас. Я не стану думать об этом позже. Я вообще постараюсь не вспоминать об этом столько, сколько у меня вообще получится. Потому что это, черт подери, совершенно невыносимо.
Но я вновь теряю концентрацию, а концентрация мне очень нужна, она удерживает меня на земле, то есть на потолке, то есть за потолком. В общем, в этом мире. Да, я здесь. Я жива, и если ущипну себя за бедро, на нем останется синяк. Я проверяла. Это всегда работает.
Итак, служанка. Служанка моей матери. Она поднимает люк и осматривается. Я могла бы услышать ее пульс, шорох капельки пота по виску, но вместо этого я слышу, как подружки подзуживают ее идти дальше, сами оставаясь внизу. Трусливые сучки.
Несчастливица встает на четвереньки и поднимается на ноги. Совсем девчонка, может, даже младше нас. Она сжимает руки на груди в молитвенном жесте, а плечи поднимает чуть ли не до ушей. Как же ей, бедной, страшно! В этом старом особняке нескольких поколений Тернопольских, на запущенном его чердаке, посреди пыльного, укрытого паутиной барахла. В месте, где, должно быть, завелся вурдалак.
Нет, милая, здесь всего лишь свили свои гнезда три лунатички, две из которых считают себя ведьмами.
Осознав это, я развеселилась. Это ведь все не взаправду! Не может быть взаправду. Эти ее шажочки по старым половицам, трагические бровки-запятые, мы, затаившиеся в этих абсурдных декорациях… Да это же сцена из кинофильма! Нет, серьезно.
У меня возникло желание тут же выскочить из своего укрытия, подняв над головой полуистлевшую фату одной из своих прапрабабок и закатив глаза так, чтобы виднелись одни белки. И завопить что‑нибудь идиотское и пугающее вроде «У-У-У-У-У!».
Девчонка бы тогда точно лишилась чувств, а те, что караулят ее под лестницей, мигом бы разбежались.
Вот только я бы никогда так не сделала. Меньше всего я хочу быть обнаруженной. Ведь тогда…
Служанка проходит мимо ряда полуразвалившегося антиквариата. Замирает только около зеркала. Зеркала, лишенного покрова пыли. Она задумчиво подносит палец к его поверхности, и зеркало отражает в мою сторону тонкую морщинку между бровей, будто она пытается что‑то сообразить, но никак не может.
В этот момент в противоположном углу чердака грохает жестяная труба. Не знаю, с чем она связана, но, видимо, с ее помощью когда‑то попытались усовершенствовать систему вентиляции или вроде того. Сейчас один ее конец выходит в слуховое окно заднего торца здания, а другой болтается под потолком на проволочных крепежах.
Девица вздрагивает, но тут же расслабляется. Вот уже и плечи опустила, и вспотевшие ладошки о передник отерла.
– Да это труба какая‑то, – кричит она вниз товаркам. – Туда ветер задул, а вы, трусихи, пересикались!
– Сама ты! Заткни ее и спускайся. Тоже мне, важность! Пересикались…
Служанка затыкает ни в чем не повинную трубу подвернувшимся под руку тряпьем и спускается по лестнице. Напоследок она окидывает чердак цепким взглядом и исчезает из виду, гулко хлопнув тяжелой крышкой.
Мы осторожно выходим наружу и обступаем люк – границу наших незаконных владений.
– Все ведь обошлось? – лепечет Тишка, глядя на нас с Юлькой снизу вверх, точно младшая сестра. – Или нет?
Чтобы сохранять чистый, незамутненный разум, нужно хранить в памяти все произошедшее и иногда смахивать с воспоминаний – но не с чувств – пыль, точно с уродливых безделушек, привезенных из дальних стран.
Поначалу я не могла уложить в голове то, как четко Юлия спланировала мой побег. Вернее, мое наглое похищение с элементами убийства. Все то время, пока я считала, что схожу с ума по-настоящему, заразившись безумием от других пациенток психиатрической больницы, Юлька служила в ней поломойкой. Выносила судна, скребла кастрюли, подворовывала лекарства, отворачивала лицо от бывшей одноклассницы. Впрочем, я же говорила – Юлия всегда была себе на уме.