– Светлой зари, маленькие владыки.
Наставник опустился перед ними на колени на холодный камень и угостил кусочками еды, которые достал из кармана. А я, глядя, как он общается с этими животными, вновь испытал зависть. Кровь клана Честейн была проклятием, но вместе с тем – чудесным даром говорить с тварями земными и небесными. Я похлопал Справедливого по шее и коротко обнял его, гадая, каково это – знать, что у него в голове. Или откуда я такой.
– Какие новости, маленькие владыки? – спросил Серорук. – Что вас тревожит?
Самая смелая крыса – жирная и корноухая – злобно запищала. Серорук сочувственно покивал ей, словно старый друг за кружкой подогретого пряного вина.
– Печальный рассказ, но мы все наладим.
Наставник поднялся на ноги, и крысы бросились назад, во тьму.
– Они говорят, что в криптах завелись темнотвари. Дурнотвари. – Серорук покачал головой. – Даже нижайшие из Божьих созданий распознают зло нежити. И тут, похоже, больше одной особи.
– Сколько? – спросил я.
– Это же крысы, малец, а не счетоводы. Им ведомо число один, а все, что больше, для них просто больше.
Серорук кивнул самому себе. Теперь он был уверен: за недугом, что поразил этот город, стоят холоднокровки. Я взглянул, как он достает из бандольера фиал с санктусом и отсыпает порошка себе в трубку, и в животе у меня потеплело и затрепетало. В Сан-Мишоне и в дороге мы приобщались к таинству на закате, и оно было частью наших молитв, но давали нам его совсем понемногу, лишь бы унять жажду.
Серорук насыпал дозу щедрее. Видимо, готовился к неприятностям.
Он чиркнул огнивом и протянул трубку де Косте. Барчук затянулся, и каждый его мускул напрягся, а когда он выдыхал облако алого дыма, я заметил, что зубы у него отросли и заострились. Глаза де Косте налились красным. Дальше была моя очередь, и доза санктуса показалась мне ударом боевого молота в грудь; кровь превратилась в огонь. Серорук причастился нечестивым таинством последний, докурив трубку и дрожа всем телом. Когда же он открыл глаза, они приобрели цвет смертоубийства.
Из седельных сумок наставник достал две фляги «Жупела» и откупорил их у каждого из проходов в некрополь. Когда он закончил, обе лестницы лоснились, покрытые маслянистой красной жидкостью, от которой до рези в глазах несло серой.
– Де Косте, стереги закатную дверь, де Леон – рассветную. Если услышите мой рог, значит, кровососы улизнули. Подожгите «Жупел», чтобы отрезать им пути к бегству.
– Во имя крови, наставник, – ответили мы с Аароном.
– Бог с нами в эти дни, мальчики. Стойте твердо и не бойтесь тьмы.
Серорук сбросил пальто и блузу, обнажив торс и руки. Он весь состоял из мускулов, жилистый и твердый, как железо, а изящные линии его эгиды отливали серебром. Накинув бандольер и обмотавшись цепью, Серорук козырнул нам и ступил во мрак.
Жан-Франсуа постучал пером по странице книги, заставив Габриэля прервать рассказ.
– Серьезно? – пробурчал Угодник. – Ты перебиваешь меня в такой момент?
– Коротко, чтобы внести ясность. Это важно. – Историк выгнул заостренную бровь. – Ты всерьез утверждаешь, что воины Ордо Аржен перед боем раздевались по пояс?