– Показалось? В героя тебе сыграть захотелось – вот что! Твое непослушание стоило нам добычи и, может статься, еще одной невинной жизни! Подумай об этом!
– П-простите, наставник! П-прошу…
Мгновение он еще душил меня, но потом отпустил, позволив сползти по склону. Тут уже де Косте поднялся и сам метнул в меня ненавидящий взгляд.
– Вы нашли мальчишку де Бланше, наставник?
Серорук дал себе время успокоиться и сплюнул на булыжник мостовой.
– Нет. Его могила пуста, но сам он точно рыщет по улицам города. Вместе с нечестивой дочерью, которой этот болван дал уйти. – Серорук сердито потер челюсть. – В могиле мальчишки были следы каменной пыли и пахло взрывчатым порошком. Возможно, он чередует гнезда. Де Косте, мы с тобой до захода солнца осмотрим шахты.
– А как же я, наставник?
Серорук обернулся и зло посмотрел на меня.
– Пока не научишься вести себя как охотник, я буду обращаться с тобой как с чертовой собакой. Вернешься в поместье олдермена и будешь сторожить ложе мадам де Бланше до нашего возвращения.
Его окровавленный меч нежно, как первый дождь, лег мне на плечо.
– И если снова нарушишь мой прямой приказ, то, клянусь Господом Всемогущим и семерыми мучениками, я тебя прикончу, малец. Отправлю в могилу прежде, чем твои нетерпение и жажда славы загонят туда же невинного.
Я понурился, не в силах ничего сказать от стыда.
– Понятно, наставник.
Серорук убрал меч и протянул мне руку.
– А теперь вставай. Тебе еще надо сжечь тела.
V. Прекрасный вид
– Чаю, инициат?
Голос отца Лафитта выдернул меня из задумчивости, и я оторвался от созерцания пламени в очаге. Из головы все не шел образ горящего трупа девочки. К одежде пристал смрад, все еще свеж был ужас в сердце, и я снова вспомнил о сестре. Казалось, со смерти Амели минула целая жизнь, а мальчик, что видел, как она пылает, превратился в призрак. И все же сегодня я доказал, что ребенком – своенравным и глупым – я быть не перестал.
– Нет.
Слуга де Бланше кивнул, поставил поднос на каминную полку и удалился из комнаты. Чайник был из серебра, а чашки – из тончайшего фарфора. Аромат стоял сладкий, резкий; я уже почти забыл, что так пахло у нас дома, когда мама сама заваривала чай.